Читаем Синее море полностью

Синее море

Акрам Айлисли , Сергей Александрович Ермолинский

В л а д и м и р И л ь и ч. А вот нет! А это что? Валенок. А кто подшил? Я! А набойки на твоем башмаке?

Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а. Как дети. (Ушла.)

В л а д и м и р И л ь и ч. Надя!

Н а д я. Что?

В л а д и м и р И л ь и ч. А откуда эти… завалявшиеся?

Н а д я. Видишь ли… Выходит статистический сборник Нижегородской губернии.

В л а д и м и р И л ь и ч. Да, да, да, да. Я всегда был уверен: если бы не Елизавета Васильевна, то мы бы давно варили суп из «Русской мысли» и закусывали статистическими сборниками Нижегородской губернии…

Н а д я (сердито). Посмотрю, как ты обойдешься без этого сборника. (Отвернулась к окну.) Вьюга! Какая вьюга!.. «Мчатся тучи, вьются тучи, невидимкою луна освещает снег летучий…» Володя, а к утру наш дом совсем занесет с крышей, и останется одно лишь окошечко… «Мутно небо, ночь мутна…»

ЭПИЗОД ТРЕТИЙ

Вьюга за окном стихает. Квартира Старковых и Кржижановских в Минусинске. И чем-то рождественским, предновогодним сразу пахнуло на нас… В углу стоит елка. Ее еще украшают и накрывают на стол — Г л е б К р ж и ж а н о в с к и й, З и н а Н е в з о р о в а, Ш а п о в а л о в, П а н т е л е й м о н Л е п е ш и н с к и й и его жена О л ь г а (в пенсне), С т а р к о в с женой Т о н е й и самый молодой из них — Н и к о л а й О р л о в.

Все празднично одеты, суетятся.

З и н а. Стульев определенно не хватит.

Т о н я. Надо положить гладильную доску.

С т а р к о в. Гениально! Два стула и гладильная доска. Подержите меня, я прикреплю звезду на верхушке. Коля, Пантелеймон, доска в кухне и там еще один стул. (Прикрепляет звезду.)

К р ж и ж а н о в с к и й (помогая ему). Елка — как в лучших домах Минусинска.

Ш а п о в а л о в. А эту вилку куда воткнуть? (Он вообще немного мрачноват.)

Т о н я. Это для рыбы.

С улицы доносится пьяное пение:

Свя-а-тый бо-оже,Свя-а-тый крепкий,Свя-а-а-тый бессмертный,Помилуй на-ас!..Ух-ха! Ух-ха!

С т а р к о в. Уже! Не дождались двенадцатого часа. Давай-ка гирлянду.

О л ь г а (Тоне). У тебя очень милая блузочка. Сама шила?

Т о н я. Конечно, сама.

О л ь г а. А я не умею. В наших условиях трудновато без этого.

Т о н я. В два счета научишься. Здесь даже мужчины научились.

З и н а. Воображаю Владимира Ильича с иголкой.

Т о н я. Еще как управлялся, ты бы видела.

З и н а. И рюмок не хватает!

С т а р к о в. У Ольги должны быть медицинские банки.

Ш а п о в а л о в. Из медицинских банок я не пью.

Николай выходит и возвращается с гладильной доской, за ним идет Л е п е ш и н с к и й со стулом и табуреткой.

Н и к о л а й. Надежду Константиновну я знаю хорошо, а его видел раз и честно скажу — побаиваюсь.

Л е п е ш и н с к и й. Что так?

Н и к о л а й. Да говорят, ежели при нем скажешь чего-нибудь не то, так он разделает под орех.

Л е п е ш и н с к и й. Это бывает.

Н и к о л а й. Вот и побаиваюсь. Как будто генерал едет.

К р ж и ж а н о в с к и й. А вот мы его и встретим, как генерала! (Старкову.) Пропусти-ка, Базиль, еще эту гирляндочку, самолично склеил. Тащи чуть наверх. Еще. Вот так. Красота!

З и н а. Детство, детство, где ты?

Ш а п о в а л о в. Предрассудки все это.

З и н а. Не скажите, в традициях есть своеобразная прелесть. Чем плохо?

Н и к о л а й. Наверно, хорошо, только у нас елки не делали. На какие шиши? Семь душ, один работник.

К р ж и ж а н о в с к и й. Тихо! Бубенцы.

Все бросились к окнам.

О л ь г а. Кто-то подъехал!

Н и к о л а й. Они!

Т о н я. Ильичи! Ильичи подъехали!

К р ж и ж а н о в с к и й. Встречать, живо!

Веселая суматоха. Одни выбегают в переднюю, другие торопливо зажигают свечи на елке. Звенит колокольчик.

Голоса: