Синеет речка Тара

Мы тут же принялись за дело. Отец, не торопясь, выкопал ямку с одной стороны оградки, потом с другой ее стороны, а уж потом и в головах погибшего. Я тем временем извлек осторожно из мешковины саженцы, и мы стали с отцом умащивать их в ямки. Отец бережно расправлял каждый корешочек-червячок, мельчил пальцами землю и присыпал ею корешки. Я в это время держал саженец за ствол, а потом слегка притрамбовывал землю, делая вокруг саженца этакий брустверок, чтобы вода дождевая собиралась.

Три березки мы посадили возле могилы, остальные — чуть подальше. Я сбегал раза три на речку, и мы с отцом полили прутики березок, слегка проклюнувшиеся за дорогу зеленью листочков.

Дело сделано. Одного только я боялся: вдруг саженцы не примутся и труд наш пропадет. Везли их все-таки за тысячи километров. Однако отец меня успокоил:

— Все будет хорошо, сынок. У природы не хватит совести над нами посмеяться. Да и саженцы наши живучи. Они ж сибирского крепкого характера. Вот и расти им тут, на земле Украины. К тому же мы здесь побудем денька три-четыре, посмотрим за ними.

Пробыли мы с отцом в поселке не три-четыре дня, а целую неделю. У той же хозяюшки, славной женщины Горпины Розумовны, мы и гостевали. Отец сразу же загорелся навести во дворе кой-какой порядок. Он и дверь сенную перевесил, и крылечко заново смастерил, и даже на самой избенке перекрыл рубероидом крышу. Я ему тоже помогал, и отец говорил, что мы с ним тут такой наведем лоск, что я те дам!

Довольная отцовской помощью, Горпина Розумовна говорила:

— Ой, да чим же мэни вас, Иван Калистратыч, отблагодарить за вси ваши старания? Така вы людына, що дай вам бог здоровья. Вовек не забуду доброты вашей.

— А человек, дорогая моя сестричка Грушенька, — сказал отец, — для того и рожден, чтобы делать на земле только хорошее. Да жаль, не все это понимают или не хотят понимать. Потому, наверно, и происходят среди людей всякие ненужные дела. Взять хотя бы те же войны. Э-э, да что тут калякать!..

Уехали мы, тепло распрощавшись с хозяйкой дома, обещали не забывать ее, писать ей, узнавать, как будут тут себя чувствовать посаженные нами березки.

В ответ на наши письма Горпина Розумовна отвечала, что сибирские наши березки пошли в рост, набирают силу. Что могилку героя-солдата каждый год в День Победы навещают пионеры и возлагают к подножью скромного памятничка жарко пламенеющие тюльпаны и сирень. И еще сообщала об очень немаловажном, так сильно взволновавшем всех нас, особенно — отца. Оказывается, что посетить могилку героя-воина приезжали другие его однополчане и, следуя нашему примеру, тоже посадили деревца: березки, клены и еще что-то из зелени. Выходит, что у наших березок появились соседи, и теперь они там в дружном зеленом обществе красуются возле памятника с алой звездой, оберегая вечный покой погибшего солдата.

С той поры прошло лет и лет. Не стало и отца моего. Он все собирался вновь посетить могилку друга, посмотреть, как там выросли наши березки. Но не мог отец осуществить своего намерения — старые фронтовые раны крепко дали о себе знать, он вынужден был лежать в постели. А незадолго до своей кончины он попросил меня:

— Сынок, ты уж обязательно съезди туда и низко поклонись от меня могилке друга моего, а своего дяди Топоркова Аникея Федотыча. Съезди, сынок.

Я исполнил просьбу отца. Приехал в этот красивый поселок с женой Шурой и девятилетней дочерью Верочкой. Мы угадали как раз к Празднику Победы — так уж рассчитал я заранее. И заранее известил о нашем приезде Горпину Розумовну. Она обрадовалась нашему приезду. Выглядела она еще бодренькой, хотя ей теперь было далеко за восемьдесят.

Все мы, вчетвером, отправились пешочком вдоль той же красавицы речушки, хотя теперь от центральной площади села и до Солдатской рощи ходил маленький автобус.

— Время бежит, — говорила нам Горпина Розумовна. — Сами ось побачитэ, як там зараз. И не узнаете того места.

Уже издали была видна бело-зеленая, мягко серебрившаяся под щедрым праздничным солнцем роща. Возле нее двигались нарядно одетые люди. Пламенели галстуками пионеры.

Мы подошли к памятнику. Я не увидел того, что было прежде. Вместо коричневой из досточек пирамидки с блекло-красной звездочкой на острие вершинки теперь величественно и строго смотрелся памятник из розового гранита, и на том граните золотом высеченные слова. Памятник был увенчан бронзовой, блестящей под солнцем звездой. Ажурная железная оградка была под цвет этому ласковому майскому небу Украины. И мощно высились темно-зеленой кроной посаженные отцом и мною сибирские наши березки. За ними — целая толпа совсем еще молодой поросли: кленов, лип, каштанов, пирамидальных тополей и еще неизвестных мне деревьев. И все это зеленое царство буйствовало, жило, гордостью наполняя мое сердце за всех тех, кто, как и мы с отцом, исполнили свой высокий гражданский долг перед светлой памятью погибшего воина-героя, а значит, и перед всеми остальными, кто отдал свою жизнь за нашу Советскую Родину, за лучшие идеалы человечества.