Синельников (сборник рассказов)

Через прихожую, завешанную какими-то халатами и фотографиями, мимо навороченного, в шлангах и амортизаторах, рогатого спортивного велосипеда я энергично препроводил ее на кухню, причем моя ладонь заняла у нее примерно полспины.

— Жанна, — сказал я, усадив ее на табуретку — крошка-ежик переплела пальцы прижатых к груди рук, сжавшись и по-прежнему глядя на меня расширенными глазами. — Отвечайте мне прямо и немедленно — за что он убил Логвинова и Каменцева?

— А вы знаете, — закричала Жанна, но опять-таки шепотом, — какие это были мерзавцы? Как они над ним измывались?

— Ничего не знаю, — меня терзало скверное предчувствие и до сердечной тоски захотелось закурить. — Это связано с компанией «Магма»?

— Нет… то есть я об этом ничего не знаю, ни о какой «Магме». Они над ним издевались в школе. Травили его, как могли… настоящие фашисты.

Действительность заскользила из-под пальцев.

— Ну да, а учителя труда он убил за то, что тот заставил его делать ручку для совка.

— Этого я не застала, я тогда училась в другой школе. — Жанна даже вытянула шею в страстном желании убедить. — Но он как-то страшно унизил Сашу, заставил его убираться, Саша занимался у него в каком-то кружке, вырезал… я не помню… кажется, подводную лодку…

Я тяжело опустился на стул с красной подушечкой и бессмысленно уставился на облупленную раму окна. За окном ветер качал ветку тополя с тремя оставшимися почерневшими листьями. Истина имеет свой собственный, неповторимый аромат; ложь может выглядеть в двадцать раз убедительней, но такого аромата у нее нет, и здесь не ошибешься. Я понял, что ежик не врет и ничего не путает, и я на самом деле столкнулся с развязкой старинной школьной распри. Ко мне вдруг подступила невыносимая усталость, иметь дело с безумными — тяжкая работа.

— Мать вашу конем так нехорошо через семь гробов с присвистом! — заорал я. Все Светы стервы, все Жанны чокнутые, закон природы, ничего не поделаешь. — Вы были детьми, учились в школе тридцать лет назад, какого хрена? Да что бы там ни было, за это не убивают!

— Саша говорит, — патетически заявила Жанна, — что настоящая жизнь была именно тогда. Ну, и еще немного в студенческие годы, а дальше пошло уже сплошное корыстолюбие. Знаете, я тоже не понимаю этого странного напутствия: «Сегодня вы вступаете в жизнь…» А до этого что было? Смерть, что ли? — она выразительно пожала воробьиными плечиками.

— Что он за такой чертов Питер Пэн, — пробурчал я. — Вечно хочет оставаться ребенком? И народ при этом крошить?

Тут моя хозяйка поспешила сменить тему.

— Давайте я вас угощу чаем, — предложила она, вновь глядя на меня сияющими глазами. — У меня совершенно потрясающий цейлонский чай, представляете, настоящий, со Шри Ланки! Спорю, что вы такого даже не видели!

— Давайте, — согласился я. — И продолжим нашу изящную беседу. Кого еще он убил?

— Не знаю, — Жанна оглянулась на меня с прежним ужасом — невероятно, с какой скоростью менялись у нее настроения. — Кажется, еще этого парня… ну, который мучил его в армии. Скажите, что ему грозит? Что с ни могут сделать? Он ведь гениальный физик!

— Закон для всех одинаков. Вам не противно было во всем этом участвовать?

Она всхлипнула.

— Я и не участвовала. Он просто приходил и рассказывал. У него ведь никого нет…

— Ну хорошо, просто выслушивать все это?

Она хлюпнула громче. Вышло внушительно.

— Я даже не помню, когда его не любила…

Черт знает почему Жанна начала мне нравиться.

— Как по-вашему, его можно склонить к сотрудничеству?

Жанна зачарованно устремила взор в какие-то выси.

— Он обречен, я это знаю… И он знает… Вы опоздали, ему уже никто не нужен.

Хваленый чай оказался зверски ароматизирован, плотные, почти вязкие приторные запахи наполнили кухню. Тоска захлестнула меня еще острее.

— Жанна, вы ему указывали — как одеваться, что покупать из вещей?

Она взглянула на меня с изумлением:

— Конечно, нет. Какой же мужчина это потерпит? Я, правда, пыталась советовать… — тут до нее дошла суть вопроса, она поняла, но спрашивать ничего не стала, а радостно заулыбалась, чем понравилась мне еще больше. — Владимир… можно называть вас Володей? Володя, эта женщина вам не подходит. Поверьте, вы не будете с ней счастливы!

— Она очень красивая, — вздохнул я.

— Ну и что? — воскликнула Жанна, но теперь уже не шепотом, а во весь голос, — Володя, красота — ведь это на полгода! Ни в коем случае, послушайте меня, я знаю, что говорю!

— Ладно, пошли дальше. Записи Пономарева-старшего у него?

— Да, у Елены Александровны целый архив! Представляете, они сохранили его даже в блокаду! Он одно время хранился у меня, но теперь Саша все унес… Не знаю куда…

— Хорошо, а вам что-нибудь известно об информационном поле?

Она темпераментно потрясла головой.

— Я в этой физике ни бум-бум. А объяснять Саша не любит… и не умеет, учитель из него никакой…

Тут ее лицо осветилось прямо-таки материнской улыбкой.

— Это он вам велел во всем сознаваться?

— Он сказал, что я ни при чем, и мне ничего не будет.