Синемарксизм

Насилие – это бизнес не взятых в долю, не попавших в правящий класс. Целью такого бизнеса является не прибыль или власть, а садистический угар. Это знает Уайлдер, лидер бунтарей с годаровской кинокамерой на плече и револьвером в руке, народный мститель с нижних этажей, живший там в темной квартире с надоевшей женой и портретом Че Гевары на двери. Совсем не похожий на «героя рабочего класса» из песни Леннона. Восставшим нигилистом его сделал избыток пассионарности и мальчишеское презрение к установленным правилам, а вовсе не особая сознательность или альтернативный план организации общества. Поначалу у него есть лейбористские претензии к свободному капитализму высотки. «Мы платим за электричество столько же!» В этом возмущенном выкрике кроется политическое желание прогрессивных налогов, при которых богатый платит больше не только в количественном, но и в пропорциональном смысле. Уайлдера бесит, что в здании нет полиции и вообще представителей государства. «Высотка» – это капиталистическая утопия, где должна сама все наладить незримая рука капитала, расселившая людей по этажам, но при малейшем техническом сбое такая свобода оборачивается многоэтажным парадом насилия, праздником крови и взаимной охотой в бетонных джунглях. Владелец башни мягко спроваживает полицию, он за невмешательство в бизнес элиты, ставший жизнью тысяч обитателей высотки. Даже те, кто покидает здание, на людях молчат обо всем, что делается внутри. А восставший нигилист пьянеет от насилия низов, направленного против верхних этажей, и мечтает добраться до «Нимрода», проектирующего вавилонские башни, ведущие к благословенным небесам несбыточного «конца истории».

Прописавшись в сталинской высотке, можно было прятаться там от царившего снаружи государственного террора, а тут все наоборот – внутри небоскреба шумит кровавый пир частной жизни, в который участники ныряют добровольно и с психопатическим энтузиазмом.

У верхнего этажа есть антикризисный план: «перессорим живущих внизу между собой по какому-нибудь признаку» (лучше по нескольким сразу) и «сделаем лоботомию самому дикому из бунтарей».

В детский калейдоскоп нам видно, как дамы с верхнего этажа приносят необходимую политическую жертву, чтобы вернуться в «нормальность», но возврат уже вряд ли случится. После принесения жертвы социальная жизнь превращается в невозможную шахматную партию, где больше нет ни «короля», ни того, кто убил «короля».

«Высотка» может быть понята очень консервативно: капитализм, предоставленный сам себе, т. е. лишенный каких-либо традиционных скреп и сословных тормозов, превращается в кровавую оргию конкуренции, отменяющую любые моральные нормы, что быстро ведет к социальному апокалипсису. Чертежи башни становятся потешными крыльями, которые никому не помогут взлететь.

Психоанализ

Высотка это фрейдистская модель психики, где Роял, архитектор и владелец здания, это «Сверх-Я». Бунтарь Уайлдер – это образ бессознательного с его возмутительными желаниями, мечтающего пробиться наверх и как следует погулять там по буфету, и, наконец, главный герой, врач из среднего класса (25 этаж), – это, собственно, само наше «Я», вынужденное балансировать между Роялом и Уайлдером.

«Высотка» снята для общества, пропущенного через фильтр психоанализа. Архитектор здания называет себя первой жертвой Высотки. В него въехал грузовик на стройке. Это сквозной мотив у Балларда, по книге которого и сделан фильм.

В психоанализе само появление нашего «Я» есть результат травмы, столкновения психики с социальной реальностью и разрыва ее пополам. «Я» возникает в каждом из нас только тогда, когда мы научаемся смотреть на себя (то есть на то место, где «я» сейчас возникнет) глазами предполагаемого и воображаемого Другого. «Я» – это первый устойчивый эффект внешнего воздействия общества, уже открывшего у нас внутри свое представительство. Поэтому главный герой фильма начинает говорить о себе в третьем лице. «Я» – это всегда только половина тебя и границы «Я» – это рана, оставшаяся от травмы столкновения и разделения. Баллард виртуозно рассказал об этом, добавив индустриальной эротики, в «Автокатастрофах», экранизированных Кроненбергом. Автомобиль там выглядел как обреченное на сексуальную травму продолжение частной жизни в общественном пространстве города. В «Высотке» тоже есть кровавая вмятина на капоте от бедняги, упавшего с самой кручи. Машина калечится как тело. Калечит тело. Символизирует искалеченное тело и погнутую психику.