Сингапурский квартет

Напротив «Нового сада» в витрине антикварного магазина тускло горела лампа дневного света. За пуленепробиваемым стеклом громоздились фарфоровые вазы, ровной колонной, словно маршируя из глубины лавки к витрины, выстроились скульптуры богов и воителей. У косяка стеклянной двери мерцал красноватый огонек электронного сторожа. Охранник, приплюснув нос к стеклу, наблюдал изнутри, как начинается гроза.

Налетевший шквал оторвал вывеску парикмахерской и швырнул на «мерседес». Метис показал пальцем на зеленый циферблат в панели приборов.

— Пора…

Двое с заднего сиденья вышли и под дождем перебежали Суривонг. Машина круто пересекла улицу, выскочила на тротуар и, мягко клюнув капотом от резкого торможения, уперлась им в дверь лавки.

Двое уже жали на кнопку звонка, расправив на стеклянной двери пергамент с нарисованным на нем китайским фонарем, испускавшим голубые лучи. Охранник внутри лавки быстро забормотал в переговорное устройство, и на втором этаже, над лавкой, в окне загорелся свет. Потом вспыхнули лампочки над внутренней лестницей.

Дверь открылась.

— Как когда-то в Нячанге в лавках, — сказал один из налетчиков, отталкивая охранника. Шедший следом оглушил стража, нанеся мощный удар рукоятью пистолета.

— Не сильно хватил? — спросил метис, неторопливо оглядывая выставленный товар. — Через пару минут он понадобится…

— Для его здоровья такая оплеуха только на пользу… Поросенок обленился и нагулял жиру. Сейчас придет в себя.

— Что нужно? — тихо и покорно спросил хозяин лавки с последней ступени лестницы.

Метис достал из кармана брюк моток изоляционной ленты.

— Подойди вот сюда и развернись спиной, — велел он.

Ловко скрутил лентой запястья лавочника.

— Что надо? Вы знаете, на что замахнулись? Синий фонарь в этом квартале держу я…

На жаргоне «Бамбукового сада» «синий фонарь» означал исключительное право на сбор «масляных денег». В обувные коробки складывались пачки купюр, сдававшихся воришками, попрошайками, держателями распивочных и забегаловок, леди доступных достоинств, их дружками-покровителями, мусорщиками, а также полицейскими, которые, правда, вместо семи батов с каждой сотни выручки — в данном случае, взяток — отдавали только два.

— Твой фонарь перешел ко мне, — сказал метис. Он скосил глаза, проверяя, слушает ли его охранник.

— Тогда ты уже мертвый, — сказал лавочник.

Метис не обратил внимания. Спросил своих:

— Десять есть?

— Есть.

Метис выстрелил лавочнику в основание черепа.

Спросил сторожа, которыйи сидел на полу, привалившись плечом к стене:

— Все запомнил? И время?

— Да, босс. И время… Десять часов ровно. Верно?

Он понял, что его не убьют.

Метис ехал в «мерседесе» и размышлял о том, как подвижна с точки зрения человеческой морали граница между терпимым и преступным. Вчерашнее прегрешение наутро может стать терпимым, и наоборот. А то и не только терпимым, но даже одобряемым…

В Нячанге, в Южном Вьетнаме, он дослужился до должности начальника отделения в рамках американской программы «Феникс», задача в которой ставилась просто и ясно — выследи красного и убей. Теперь убивали этих, «бамбуковых». Где-то наверху, в спецконторе, видимо, сменили, как принято говорить, приоритеты.

Метис легонько помотал головой. Как бы от недоумения, которого он совсем не ощущал. Манеру мотать головой метис перенял у Рутера Батуйгаса. Просто нравился жест… Впрочем, он перенял у филиппинца не только это. Записался на подготовительные курсы философского отделения Рамканхенгского университета на окраине Бангкока, где учение подешевле. Рутер-то имел диплом, и, наверное, не зря. Значит, бумага об образовании сулила какую-то фартовую работу в будущем.

Метис набрал на мобильнике номер. Сказал в трубку:

— По графику.

В полукилометре от антикварной лавочки, на улице Силом-роуд, в доме напротив шестнадцатиэтажной громадины «Бангкок бэнк» в это же время поднимался в лифте худощавый и жилистый европеец с пушистыми рыжими усами. Поверх футболки на нем висел застиранный жилет, какими пользуются профессиональные фотографы, — со множеством карманов и карманчиков, застежек и петель.

На третьем этаже в лифт вошли двое тайцев, и жилистый, пожав каждому руку, спросил:

— Это действительно та квартира, где под окном спальни на наружной стене висит зеркало? Так?

Он говорил на английском, которым пользуются в аудиториях Калифорнийского университета в Беркли, — ясном, правильном и простом.

— Так, — сказал один таец. — Зеркало. Шестиугольное.

— Шестиугольное? Какое это имеет теперь значение?

Лифт остановился на седьмом этаже, и тот, который упомянул про шестиугольное зеркало, вышел. Придерживая створки дверей, он объяснил европейцу:

— Шестиугольное, потому что так требует фэн шуй…

— Фэн шуй? Ах, ну да…