Сингапурский квартет

Придется, видимо, идти и кому-то здесь докладывать. Если этого не сделать, подумают, что он, Бэзил Шемякин, работает прямиком на некую контору в Москве, а на какую — предположение лежит рядом… Между тем Шлайн тогда, в Голицыно, практически не обозначил условия его возможного вмешательства: решай, мол, сам.

Резко зазвонил телефон. Бэзил раздраженно сказал в поднятую трубку по-английски:

— Слушаю!

— Алло? Шемякин? — неуверенно спросил Севастьянов. — Ты?

— Ну да, я… Где ты сейчас?

— В саду-кафе, внизу…

— Иду!

Над грудами мороженого и консервированных фруктовых яств возвышался Будда — его взгляд был точь-в-точь как у писателя Гаршина с рисунка в учебнике литературы, по которому Бэзила обучали родной словесности в Шанхае. Сидя за маленьким столиком на двоих и глубокомысленно рассматривая Будду, из фирменной кружки ресторана гостиницы «Кэйрнхилл» потягивал бочковое пиво Севастьянов — потенциальный взяточник и мастер ударяться в бега с турецким опытом.

— Как морями теплыми омытая Индонезия? Острова и островитяне? спросил бухгалтер. На его свежем, загоревшем лице что-то не наблюдалось следов мучительных раздумий, бессонных ночей, угрызений и раздирающих совесть противоречий. Перед Бэзилом сидел, бесспорно, матерый, хладнокровный и расчетливый преступник.

— Как Сингапур? Как миллионы? — вопросом на вопрос ответил Бэзил.

— Угодно тоже пива? — спросила китаяночка-официантка в золотистой кофте с буфами и зеленой юбке с разрезом такой высоты, что проглядывались трусики.

Бэзил кивнул.

— Тебе передавал дежурный, что я тебя ищу?

— Вот как! Нет… Я в представительстве с утра не объявлялся. Сам сюда заехал. Испытываю потребность обсудить одно дельце, даже маневр…

— А кто я такой? — спросил Бэзил.

— Дроздов в Бангкоке пел тебе дифирамбы. Специалист по восточной этике и все такое…

И Севастьянов сжатыми, продуманными заранее фразами изложил Бэзилу казус. О котором Шемякина через Барбару оповестил стряпчий Ли из конторы «Ли и Ли». Как говорится, дебет и кредит сошлись.

Бэзил посмотрел на часы. До отъезда в аэропорт следовало бы выкроить минут пять для передачи сообщения Шлайну. Ай да Ефим, ай да сукин сын! Как верно рассчитал повадку бухгалтера!

Севастьянов между тем рассуждал о том, что его старый знакомый, адвокат Ли, оказался союзником — пусть и из-за собственных интересов, но таких, которые объективно совпадают отчасти и с севастьяновскими намерениями. Бухгалтер неспроста изложил Бэзилу случившееся — как сказал Севастьянов, он затеял это с целью перепроверить свои выкладки и план действий на въедливом оппоненте. Который, как думает Севастьянов, не побежит со всех ног продавать его в посольство.

«Я-то знаю, кто ты, — подумал Бэзил. — Но тебе не положено знать, что я соглядатай, приставленный к тебе нашим общим оператором Ефимом Шлайном. И не узнаешь, хотя мне этого очень и хотелось бы».

Ощущая, как в нем поднимается раздражение на самого себя за эти нюни, Шемякин сказал:

— Что тебе возразить? Ты мелкий счетовод, работа по кредитам с Петраковым для тебя в давно прошедшем времени. И думаю, что тебе не сносить головы даже при благоприятном исходе этой рискованной затеи, если к её оценке твое банковское начальство подойдет строго по правилам… Так ведь?

— Скорее всего, так, — согласился Севастьянов.

«Сейчас ты вспомнишь о Ефиме Шлайне, который мог бы помочь, — подумал Бэзил. — Но ты не доверяешь никому, боишься, что Шлайн из ЦРУ, и, поразмыслив, даже обрадуешься, что он далеко и не помешает тебе…»

— Мне твое дело на данном этапе представляется так, — сказал Бэзил. Для продолжения игры потребуется более высокая профессиональная и психологическая подготовка. Чего, как я понимаю, тебе недостает…

— Умные слова, и только. Если же выражаться попроще, башки мне не сносить, Бэзил, в любом случае, — сказал Севастьянов почти с отчаянием. Понимаешь, я должен сделать то, что собираюсь сделать… Должен! Должен довести дело до конца… Сто восемнадцать миллионов долларов!

— Никакие деньги не стоят человеческой репутации, дружище… Пока этих ста восемнадцати миллионов нет? Нет. Есть твоя репутация, твое будущее? Есть… Провалишься, миллионов по-прежнему не будет, но уже и репутация твоя тю-тю… Может случиться, что не только твое личное достоинство пострадает, но и достоинство отечества, выражаясь высоким штилем. Тогда как?