Сингапурский квартет

- Для посвященных финансовые новости на двадцатой полосе представляют собой куда большую сенсацию, чем вопли на первой полосе о смене кабинета... Сун Цзю, китайский стратег, говорил, что государя, генерала или политика отличает от простолюдина только одно - предвидение. Но предвидение возможно лишь при исчерпывающей информации. Экономнее оплачивать сто дорогих лазутчиков, чем содержать большую армию и вести даже самую короткую войну... Мне хорошо платят голубые деньги.

- Голубые деньги?

- Добротные, старинные, самые большие, какие бывают... Которые не мечутся, хватая проценты здесь, проценты там, опять здесь и потом снова там... Деньги, как и люди, бывают аристократами или выскочками. Ты должен бы это знать!

- Я пишу в ином ключе, да и о другом... В России вообще пишут иначе... Можно было бы, конечно, перевести для тебя кое-что, ради твоего интереса...

- Ох, любопытно... Но я завтра улетаю домой...

- Домой?

- В Сингапур... Твоя газета может послать тебя к нам?

- Может... Через несколько недель мне предстоит полет в Джакарту, по пути туда остановлюсь на день в Сингапуре, да и на обратном пути тоже. Ничего, если я позвоню?

Все-таки его дернуло за язык. А Барбара сразу откликнулась:

- Даже очень неплохо, коллега.

Она опять протянула руку.

Странное ощущение от рукопожатия снова удивило обоих.

Спускаясь по крутой лестнице из клуба к лифту, Бэзил ощущал неясную тревогу из-за завязавшегося знакомства.

В переполненном лифте Гари подмигнул ему.

Бэзил сделал вид, что не заметил.

Во внутреннем дворе гостиницы "Стрэнд" протяжно и сильно громыхнуло железо. Бэзил прислонился лбом к стеклу, нагретому снаружи жарой.

Двое электриков в оранжевых комбинезонах, чинившие кондиционер, уронили его крышку и теперь виновато улыбались, заглядывая вниз. Выбежавшие из кухни официанты в салатовых кителях с черными погонами что-то кричали и весело смеялись, задрав головы кверху.

До встречи с Барбарой оставалось сорок минут, и Шемякин вполне успевал закусить.

4

Джеффри Пиватски доставляло садистское удовольствие заказывать в самолетах шампанское. Садизм, правда, был обращен в прошлое, и внутреннее злобствование Джеффри вовсе не относилось к милым индускам в золотистых сари компании "Эйр Индиа".

Полет оставался его любимой стихией, небеса в иллюминаторе, что бы не приходилось видеть - звезды или сине-голубую пустыню стратосферы, возвращали Джеффри в молодые годы. Во время тренировочных полетов у него появлялось необъяснимое желание выпить шампанского в кабине бомбардировщика. И теперь, потягивая искрящееся пойло, он закрывал глаза, представлял приборную панель, свою уродливую перчатку на рычаге управления боевым самолетом и злорадствовал, что провел командира, пронеся бутылку в кабину. Неясным оставалось, как пить вино в шлемофоне...

Странный комплекс. Странная жизнь, которую он ведет далеко от дома, разучившись скучать по родным местам. Неужели он умрет на Востоке и смерть сделает эту странную жизнь его судьбой? Азия... Земля крайностей. Здесь царит взаимная всепоглощающая ненависть. Здесь животные уничтожают животных, люди - людей, но и животных тоже. Здесь насилие - повседневность, а твоя собственная жизнь не иссякает и ты пьянеешь от этой необыкновенной живучести на земле Азии. На земле, которая разжигает чувственность и которую наивно, только по неведению, считают колыбелью мудрости. Какой мудрости? Растеряв собственные нравственные ориентиры, проникаешься местной этикой, если это этика, и делаешься ловким и терпеливым, пропитываешься буддистским всепрощением-равнодушием к злу. Не сознаваясь себе, веришь, будто душа уходит бродить сама по себе, пока тело растлевают хрупкие куклы, чья покорная ловкость разжигает кровь так, как никакие красавицы в мире. Верно, Джеффри, старина?

Он прикончил бутылку "Дон Периньон" и, как называл такие состояния, совсем спустил мозги с поводка. В наушниках звучал Мендельсон. Музыку прервал пилот, сообщивший, что до Сингапура осталось три часа с минутами.

"Все-таки плохо, что я излишне скрытен, - подумал Джеффри, засыпая, и почти не разговариваю на личные темы с друзьями... Да, но у меня, слава Богу, нет друзей!"

Ему приснился дом, который он снимал во Вьентьяне, находясь по службе в Лаосе. С дощатого балкона он наблюдает, как над городом собирается гроза. Пальмы вдоль улицы Самсентаи сделались выше. Острее пахнет красноземом. Гуще становится гул гонга в соседней пагоде... Крупные капли стучат по крыше. Ливень обрушивается такой силы, что кажется бутафорским. Мостки через кювет сорваны потоком, и они плывут среди лотосов и водяной повилики. Рикша, бросив коляску, влез по горло в канаву и ловит бог знает что в дождевой воде...

Джеффри пробудился от аплодисментов пассажиров, довольных пушистой посадкой. Самолет катил в сторону серой громадины аэропорта Чанги.

Полусонный, разбитый тремя сутками пути, простуженный белградскими сквозняками, Джеффри вяло потащился из "боинга". Перешагнув через порог трапа-гармошки, он почувствовал, что его мягко придержали за рукав.