— Юджин, вы все сказали сами.
— Что? Что я сказал?
Он опустил взгляд, голос прозвучал так же тихо:
— Проанализируйте все, что сказали. Там есть и ответ. Вы его просто не заметили вот так с ходу.
Я тяжело вздохнул, в голове и на душе сумбур, сказал с раскаянием:
— Простите, что вывалил на вас все свои сомнения.
Он кивнул, сказал просто:
— Но помните, вы один из нас.
Вошла Мария с подносом в руках, бокалы и шампанское, следом вдвинулся неразговорчивый и почти не покидающий свои Альпы Вильгельм Данциг, при взгляде на которого мне даже в самом мрачном состоянии духа хочется тихонько взвизгнуть от восторга и почтительно повилять хвостиком.
Данциг — автор ставшего знаменитым слогана: «Make love, no war». Он говорит, что придумал его в каком-то озарении, откликаясь на задание снизить накал страстей в молодежных движениях, но Кронберг как-то проговорился, что Данциг не одну неделю бился головой о стены, пробуя приспособить и религиозные доктрины, и увлечение спортом, и защиту животных, пока не сообразил, что для масс нужно что-то проще, намного проще, как можно проще…
— Вы тоже, — сказал он мне тогда с иронической усмешкой, — не спешите рассказывать, что в великих муках что-то придумали! Народ любит гениальные озарения. В них что-то от магии.
— Так то народ, — сказал я.
Он грустно улыбнулся:
— Увы, мы тоже народ.
Сейчас я смотрел, как Данциг протягивает мне руку, как равному, а в голове ошалело-восторженно-почтительная мысль, что Данциг действовал уже в шестидесятые годы прошлого века, способствовал появлению хиппи, именно он сумел остановить войну во Вьетнаме и сделал в самом деле невообразимо много, а я только раздуваюсь от гордости, как эзопова жаба перед быком.
Не успела Мария выйти, появился Макгрегор, довольно потер ладони, заприметив шампанское.
— Хорошо, — сказал он. — Ребята, наливайте, не жмитесь. Я знаю, какого года это вино, потому нужно успеть употребить до того, как Ноев ковчег отчалит.
Кронберг, посмеиваясь, по-хозяйски наполнил бокалы. Макгрегор сразу взял свой и отпил две трети, прижмуриваясь от удовольствия.
Кронберг воскликнул с укором:
— Это ж не пиво!
— Да, — согласился Макгрегор с явным сожалением в голосе, — но ничего, и шампанское сойдет.
— Хорошо, — сказал Кронберг ядовито, — что вы такой непривередливый.
Данциг спокойно отпил треть бокала, задумчиво смотрел на поднимающиеся пузырьки. Я держал бокал в ладони, вдруг да кто-то скажет тост, надо быть готовым, но, видимо, ситуация иная, сейчас все по-свойски, по-домашнему, Макгрегор вон вообще вылакал, как воду, налил еще и тут же отпил половину.
Данциг все еще с удовольствием и заинтересованно следил, подняв бокал на уровень глаз, как пузырьки серебристыми струйками поднимаются к поверхности.
— Христианство сделало нас духовными варварами, — заметил он медленно, — наука — интеллектуальными. Это значит, что мы в состоянии отбросить устаревшие ценности насчет политкорректности и равноправия. Нет и не может быть равноправия с теми, кто… ну не стоит перечислять, правда? Мы сами знаем, что одни отдают себя обществу, а другие захребетничают. Этих не берем в сингулярность… по определению.
Кронберг добавил со скукой в голосе, словно приходилось это повторять таким недоумкам, как я, сотни раз:
— Не возьмем и тех, кто работает из-под палки. Ну, чтобы прокормиться. И прокормить семью. Будь у таких с финансами в порядке — только развлекались бы, отдыхали и — по курортам… Вон даже Юджин понимает, таких абсолютное большинство. Ведь понимаете же, Юджин?
— Да-да, конечно, — сказал я торопливо.
— Их можно бы взять, — уточнил Кронберг, — но если учесть, что все работы автоматизированы, то зачем нам такие люди в сингулярности? Возьмем только тех, кто работает с удовольствием. В смысле возьмем ученых, конструкторов, исследователей… А без слесарей и грузчиков уж точно обойдемся. Как и без рядовых инженеров, что те же грузчики, только в костюмах и при галстуках.
Макгрегор сказал расслабленно:
— А там, если верить Муру, электронные мозги сравняются, а то и превзойдут…
Данциг недовольно фыркнул:
— Электронный мозг будет думать за нас точно так же, как электрический стул за нас сейчас умирает! Но стул делает то, для чего предназначен, так и электронный мозг даже неимоверной сложности будет делать то, для чего сконструирован.
Я сказал робко:
— А как насчет бунта?
Он отмахнулся.
— Бунтует только живое. Что выработало в процессе эволюции животные рефлексы. Электронному мозгу если не придавать этой животности, он так и останется мертвым. Так что бунты — невозможны.
Кронберг не пил, а смаковал шампанское, я чувствовал, что это в самом деле те редкие минуты, когда он отдыхает. Перехватив мой взгляд, он поинтересовался:
— Юджин, пороки отдельных людей называют грехами. Пороки целого народа называют национальным характером. А как назвать порок всего человечества?
Макгрегор усмехнулся, но сделал вид, что не услышал, а Данциг ответил хмуро:
— А тебе не все равно?