Читаем Синяя борода полностью

Ребенок молчит.

— Не помнишь...

— Нет.

— И в самом деле это было давно.


Не знаю, нужно ли в нашей стране официальное разре­шение на покупку револьвера. В воскресенье магазин закрыт. Но можно воспользоваться охотничьим ружьем из тех, что висят за стеклом витрины. Хозяин магазина как свидетель исключается, поскольку по воскресеньям его нет в магазине. Не думаю, что кто-нибудь видел, как я стоял у витрины.


— Это было сегодня утром?

— Да.

— И ни одного человека на улице?

— Было довольно рано.

— В котором примерно часу?

— Между семью и восемью.

— Что же вы делали в такое время в городе, госпо­дин доктор Шаад, в воскресенье, между семью и восемью утра, когда Цюрих еще спит?

— Гулял...


Иной раз помогает алкоголь... Я хожу по комнате взад-вперед, держа стакан в правой руке, и, пользуясь возможностью, которую предоставляет только алкоголь, произношу свое последнее слово, на этот раз, совсем другое.


— Я не считаю себя невиновным...

— Правду, и ничего кроме вашей правды...

— Чем короче, тем лучше! — говорит мой защит­ник...

— Я прошу показать снимок обнаженного трупа...

— Хочу поблагодарить прежде всего служителя...

— Кто-нибудь из вас знал эту женщину?

— Я не знал ее...

— Не завидую присяжным: откровенно говоря, я разделяю вашу строгую безучастность при виде этого снимка...

— Чем короче, тем лучше!

— Начиная с четырнадцатилетнего возраста я ис­пытываю чувство вины, это верно, хотя, с другой сторо­ны, я не могу точно сказать, где я находился в ту субботу после обеда...

— Из этого снимка вовсе не следует...

— Я могу говорить, сколько мне угодно...

— Снимок нам больше не нужен...

— Перехожу к делу...

— Чего вы только не раскопали в моей биографии, господин прокурор, да, ничего не скажешь — поработа­ли на славу...

— Хочу также поблагодарить прессу...

— Относительно мотива...

— Далее я благодарю судебно-медицинскую экспер­тизу за ту черную материю, которой на вышеупомянутом снимке прикрыт низ живота у трупа, каждый подросток может себе это представить...

— Что такое вина?

— Но я не преступник...

— Или я это уже говорил?

— От улик, собранных прокурором, не отмахнешься, это я признаю, они меня, откровенно говоря, потрясли, и я благодарен своему защитнику за то, что он не дал себя ими потрясти...

— К сожалению, в данный момент я изрядно пьян...

— Свидетели обязаны говорить правду, и ничего кроме правды...

— Прошу еще раз показать снимок...

— Благодарю!

— Снимок мне больше не нужен...

— Мне повезло...

— Да вы меня слушаете?

— Десять лет тюрьмы...

— И ничего кроме правды...

— Далее я благодарю господина председателя за терпение, проявленное им при допросе моих супруг...


Но стоит мне протрезвиться — обычно это бывает не позднее следующего утра, когда я сижу в своем врачебном кабинете, сцепив руки на затылке и по­ложив ноги на письменный стол, — как все возобнов­ляется.


— Вам уже не приходилось строить догадок, вы знали о ее ремесле, как вы сказали, и прекрасно себя чувствовали в ее квартире, вы были друзьями...

— Да.

— И о чем же вы беседовали?

— О Боге и о мире.

— Говорила ли с вами Розалинда Ц. о своей профес­сии?

— Никогда.

— Но вы давали ей советы по налоговым вопросам.

— Тут она была совершенно беспомощна. Как и все мои супруги. Это моя вина, я знаю. В семье всеми делами занимался я, по возможности без их участия, а потом, после развода, они оказывались беспомощными.

— Значит, вы знали, каков размер ее доходов?

— В точности не знал, нет, я ей только говорил, сколько она может тратить из своих доходов, а ей, как я знал по опыту совместной жизни, требовались значи­тельные суммы: на туалеты, машину, шофера и так далее, а также, думал я, на театральные билеты, и поче­му бы, думал я, еще и не на книги, пластинки и так далее — иные клиенты хотят не только выпивки, они желают, чтобы царила атмосфера интеллигентности. Она ведь не была уличной женщиной. По-видимому, к ней заходили и люди, совсем не знавшие о ее ремесле, и, естественно, они ничего не должны были платить, они создавали, так сказать, соответствующую атмосферу, их угощали, как во времена нашего брака.

— Последний вопрос, господин Шаад.

Мы были друзьями.

— Как это у вас получилось, господин доктор? Я хочу сказать: что же в конце концов избавило вас от вашей патологической ревности?

— Видео.

— Не понимаю...

— Вы не знаете, что такое видео?

— Конечно, знаю...

— Я сделал это не тайком, а по ее предложению: я сидел в соседней комнате, даже не курил, и смотрел на экране, как она занимается любовью с другими мужчи­нами, в тот самый момент, когда я смотрел. Поначалу мне было не по себе, но Розалинда настояла. Чтобы избавить меня от ревности. Это был важный урок для меня. Я тогда наблюдал трех клиентов, каждый раз дело происходило, конечно, несколько иначе, но все же более или менее одинаково.

— Почему это был важный урок?

Перейти на страницу:

Похожие книги

История одного дня.  Повести и рассказы венгерских писателей
История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей

В сборнике «История одного дня» представлены произведения мастеров венгерской прозы. От К. Миксата, Д Костолани, признанных классиков, до современных прогрессивных авторов, таких, как М. Гергей, И. Фекете, М. Сабо и др.Повести и рассказы, включенные в сборник, охватывают большой исторический период жизни венгерского народа — от романтической «седой старины» до наших дней.Этот жанр занимает устойчивое место в венгерском повествовательном искусстве. Он наиболее гибкий, способен к обновлению, чувствителен к новому, несет свежую информацию и, по сути дела, исключает всякую скованность. Художники слова первой половины столетия вписали немало блестящих страниц в историю мировой новеллистики.

Андраш Шимонфи , Геза Гардони , Иштван Фекете , Магда Сабо , Марта Гергей

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Проза о войне / Военная проза