Синяя кожа

— Помнишь, — спросила я, — ты мне рассказывал, будто боль обнажает базовую морфологию сознания? И что боль истончает нас до самой нашей сути? Вроде бы именно так ты выразился?

И приступила к делу. Я экспериментировала, пока не нашла на синем пятне точку, прикосновение крючка к которой посылало иглы боли Марголо в глаза. Немного спустя пришлось еще раз убавить звук: его вопли перестали забавлять меня. Прошло не так много времени, прежде чем он сломался и выболтал все свои тайны на записывающее устройство — все детали изобретенного линеанцами процесса, позволяющего соединять псевдоличность с живой плотью, того самого процесса, который сделал меня столь богатой.

Остаток аванса я заплатила вольнонаемной охранительнице. Она ожидала в моей каморке вместе со мной появления убийцы из Корпуса Сеятелей, а потом прикончила его. Она компетентно защищала меня, пока я вела переговоры о передаче прав на линеанский процесс, так что в конце концов я выкупила ее контракт. Она и сейчас со мной, спустя столько лет.

Большую часть времени я провожу сейчас на Зеленом, этой идеальной планете. Марголо хранится на верхней полке в застекленном шкафу, среди других курьезов. Круглый год падают на его кожу наклонные лучи послеполуденного света.

За двадцать лет я ни разу не коснулась его плоти, но изредка достаю его и вставляю в проектор. Он молит хоть о каком-нибудь ощущении, хотя бы боли, но я не отвечаю ему; просто сижу и вспоминаю.