– Это было ужасно, – капризно рассказывал Науэль. – Мне пришлось тащиться туда в гребаную рань. У меня не хватило сил накраситься, и фотограф сказал, что хотел бы оставить меня без маски. Невообразимо. Он уламывал меня полчаса.
– Ты здесь совсем другой.
Науэль притянул журнал к себе, посмотрел на фотографию – по обыкновению осторожно, нерешительно, словно боясь разглядеть в себе какой-то недостаток. На этих фотографиях разглядел.
– Блядь, я здесь выгляжу на все двадцать шесть лет!
– Тебе и есть двадцать шесть лет.
– Это еще не означает, что я должен так выглядеть. Нет уж, пятнадцать – это мой максимум.
В некоторые его шутки я очевидно не врубалась. Я даже не врубалась, шутит ли он.
Науэль пробежался взглядом по столбикам интервью и мрачно резюмировал:
– Из того, что я им говорил, почти ничего не осталось – бранные слова вырезали, – отпихнув журнал, он поднялся. – Пошли отсюда.
– Ты меняешься, – сказала я, пытаясь его утешить. – Взрослеешь. Это нормально. Сколько еще ты сможешь оставаться сияющим пластиковым мальчиком?
Мне была непонятна его досада. Я все же захватила с собой журнал – в том числе и из опасения, что, решив полистать его, персонал кафе осознает, кем был их недавний посетитель. Мы засветились уже в этом кафе, на автозаправке, у журнального киоска, что, наверное, не есть хорошо. Поразительно, но при всей моей взвинченности я еще умудрялась как-то сожалеть о том, что моя коллекция вырезок с фотографиями Науэля осталась за шкафом в доме Янвеке…
– Есть какие-то планы? – спросила я, когда машина плавно тронулась с места.
– Выспаться когда-нибудь.
– Я не об этом.
– Тогда никаких.
– Тебя это не тревожит?
– У нас еще будет возможность познакомиться с нашим врагом поближе, – хмыкнул Науэль. – Чем бы заняться, чтобы убить время?
Собака, бредущая вдоль обочины, проводила нашу машину сердитым лаем.
– Ты так и не рассказал мне, что пытался объяснить тебе Эрве.
– Бессмыслица какая-то: посмотри сквозь себя и сложи две половины полуночи.
– И что это значит? – недоуменно спросила я.
– Если бы я знал, то, конечно, продолжал бы называть это бессмыслицей. Что за глупый вопрос?
– Ну, наверное, он намеревался дать тебе намек.
– Шифровка уместна, если он хотел сообщить мне что-то таким образом, чтобы этого не поняли его убийцы, находящиеся поблизости, – Науэль нахмурился. – Тогда он перестарался с туманом.
– У него было недостаточно времени, чтобы хорошо все продумать.
– Да, это его оправдывает, – Науэль сжал губы.
Повисла долгая пауза. Науэль как будто бы сосредоточился на вождении, но теперь вместо раздражения источал уныние. Ну и попали мы в переделку. Будущее представлялось таким же неуютным, как серая, влажная после ночного дождя дорога, уходящая вдаль. Я решила поразмышлять над фразой, но моя тяжеленная голова, стоило попытаться привлечь ее к делу, оказалась пустой до гулкости. Науэль извлек из кармана склянку, выцепил одну таблетку и проглотил, не запивая. Я ничего не сказала, но мой внимательный взгляд он ощутил.
– Знаю-знаю. Эрве тоже из-за них бесился. Но сейчас мне нужно.
– Нет, – сказал Науэль позже, – так я ничего не добьюсь. Надо развеяться. У меня есть одна идея, если только тебя не пугают сумасшедшие.
– Я видела многих твоих друзей. Ничего, выдержала.
– А. Ну да.
Спустя шесть часов на заднем сиденье громоздились пакеты с эмблемой распространенной продуктовой сети, Науэль проглотил еще одну таблетку, а у меня разболелась голова от чтения в тряске. Журнальные сплетни совсем надоели, и я тоскливо смотрела в окно на дичающие окрестности. Небо заволокло тучами, похожими на размазанные чернильные пятна. Нас давно уже никто не обгонял, встречных машин не попадалось, вдоль дороги колыхалась трава. Вскоре мы проехали мимо пары очаровательных заросших камышом болотцев, вызвавших мое восхищение. Все же приятная смена обстановки после каменно-асфальтного Льеда. Я попыталась заговорить с Науэлем. Некоторое время он выдавливал из себя односложные ответы, потом его вежливость окончательно иссякла, и он включил радио. Даже если бы я не уловила тонкий намек Науэля, я бы все равно заткнулась, ошеломленная потоком дурных песен, хлынувших из динамика.
Пересекая овражек, мы проехали по узкому мостику, сложенному из почерневших от дождей бревен, хрупких и шатких на вид, и я нервно втянула голову в плечи.
– Бояка, – прокомментировал Науэль. – Мы почти доехали. Вон его дом.
Я всмотрелась в гряду лохматых деревьев впереди.
– Где? Я не вижу. Хорошо он спрятался.
– Да не так чтобы очень.
Мы въехали в лес и немного протащились меж деревьев. Науэль загнал машину поглубже в заросли, пряча ее от ненужных глаз, и дальше мы пошли пешком.
– Теперь рассмотрела?
Действительно, среди деревьев я заметила небольшой деревянный домик, похожий на птичье гнездо, из которого прутья торчат во все стороны. Взъерошенный и неуклюжий, прячущийся под низкой крышей, дом в ожидании нашего приближения взирал на нас своими разнокалиберными, не совпадающими по цвету глазами – одно окно занавешено зеленой занавеской, а другое синей.