Синий альбом

И Лука зарыдал. Она то думала он сильнее её морально, но она ошиблась, впервые ошиблась, создав психологический портрет внутри себя, ложный психологический портрет.

– Слушай, прости, – сказала Лилиан. – Я монстр и знаю это.

– Но ты прекрасна, я восхищался тобой весь вчерашний вечер. Я думал, всё иначе…

Лилиан окончательно поняла, что она хуже монстра. Из-за неё слезы пролил такой невинный, такой слабый Лука с пронзительным и сильным взглядом. Она заставила плакать человека, который, казалось, хочет утонуть в любви вместе с ней. Он был готов прыгнуть за ней, ведь он увидел в ней некое отражение самого себя и за короткий вечер узнал в ней свои интересы, поверил в судьбу. А она его обобрала. И Лилиан выставила Луку, поцеловав его нежно в губы на прощание и сказав:

– Прости.

Лилиан чувствовала, что с каждым разом, с новым любовником она становится все безумнее, звереет, становится всё более жестокой. Развращенные связи и удовольствия заставляют отуплять сознание и терять всякое удовольствие от нормального образа жизни, подумала она. Лилиан превратила себя в ничтожество. Она думала, что страшнее всего на свете умереть старой девой, поэтому всячески уберегала себя от такого рода ошибок. Но теперь, увидев себя в отражении зеркала, лохматую, страшную, она поняла, что совершила более страшную ошибку – она развратила себя, потеряв всякое удовольствие от нормальных долгосрочных отношений. Она никогда не получит этого удовольствия быть верной потому что отупила в себе всякий намек на верность. Она была верна лишь своим чувствам, была верна тому, что, казалось, и составляет её сущность, но это была ложь, поняла она. Лилиан вдруг так захотелось вернуть Луку, сказать ему что она его любит, ведь глядя на него спящего она действительно почувствовала что-то неуловимо приятное и пронзающее, но поняла, что поздно опомнилась.

Лилиан прошла в ванную комнату и горько заплакала, зная, что совершила самую большую ошибку в своей жизни.

ЛУННЫЙ УЗЕЛ

Она подошла к зеркалу и посмотрела на свое отражение. Чужое, думала она. Чужое и, словно сгусток, противное. Ох, если бы любовь можно было сохранить навсегда, все крутилось по её разуму эта вот мысль. Если бы любовь можно было сохранить навсегда. А нужно выходить на улицу. Представляться Амалией весь день, а быть может вообще… я не знаю, кто я, где я, зачем я и почему наконец это все происходит. Где он, где он? О, спокойно. Я просто проживу этот день. Как прекрасен март, думала Амалия, одеваясь, собираясь на улицу.

Амалия… Её голубые глаза, её светлые золотые волосы, блеск струится по ним, словно утренняя роса, словно яркий луч солнца, отразившийся в зеркальце. Алые губы. Кирпичный оттенок. Твердость во взгляде, сердцевиной не изнеженная женщина. И вот она вышла на улицу в своем сереньком теплом пальто и со своим шарфом глубокого синего цвета. Уловимый оттенок аквамарина в глазах. Март. Начало марта. День. Было два часа сорок две минуты. Уже сорок три. Часы на руке её шли, шли, шли. Время шло. И она шла по улицам, и она думала, дышала, медленно оседали мысли на её голову легким теплом. Ветер прохладой обдувал лицо, появлялся румянец. Красные губы. Кирпичный оттенок и кирпичные дома вокруг появлялись, исчезали, когда она задумывалась. Легкая туманность, какие-то странные оттенки; отдушина жизни, отдушина страсти. Как же я поглупела за эти месяцы, думала она, переходя через дорогу. Вышла на работу, чтобы не обеднеть, когда все деньги закончатся. О, какая нелепость, думала Амалия. Проходили секунды, минуты. Она подходила к многоквартирному дому. Солнце мягким светом освещало снег, её лицо, весь этот мир сквозь чудный легкий туман. Как я волнуюсь, думала Амалия, подходя к двери. Как будет сложно рассказать. Я ведь вчера только и думала о том, что я скажу, с чего я начну и что я донесу. Надеюсь, она не сочтет меня сумасшедшей. Как хорошо, что она живет неподалеку, совсем неподалеку! – мысли её уносили. Обледеневшие воспоминания о детстве – вот что действительно хочется растопить и вновь в полной мере пережить те чудесные мгновения, ту бесконечную любовь. Детство. Какая безмерная радость! Как далека от меня жизнь, как далека настоящая безмерность чувственности. Город пылает, город наполняется красками, город наполняется людьми, шепотом, разговорами о любви и о том, что, разумеется, обсуждать нельзя. Все раскрывается заново, как завядший цветок, который вдруг решил вновь возродится и порадовать хозяев своей красотой. Быть может, если растение возрождается, то и я вновь воскрешу свою душу из мертвых. А мир, как старая лепнина осыпалась на уставшие веки. Что могло подарить то, что я дарила своей второй половине? Кто мог подарить ту бесконечную страсть, кто мог её подарить? Да никто!

И она постучала в дверь, и она поздоровалась, и она села в кресло, и она разволновалась.