Синий свет, свет такой синий (Есенин)

КЛЮЕВ (увидев погашенную лампадку). Да ты и лампадку погасил, богохульник! Ах, грех-то какой! Вижу, пропащий ты совсем! Нет, Сереженька, того Есенина уже нет, а есть бродяга, погибающий в толпе собутыльников тот, что изменил отчему дому, из которого пришел в литературу. Разве ж это человек? Одна шкура от человека осталась. Мне, старику, страшно смотреть на тебя. Ведь ты уже свой среди проституток, гуляк, всей накипи Ленинграда. Зазорно пройтись вместе с тобой по улице. Стихи Есенина сейчас никому не нужны!

ЕСЕНИН. Вот тут ты ошибаешься, Николай! Я - лучший поэт России. Все остальные - говно!

КЛЮЕВ. Пожалуй, для поэта важно вовремя умереть, Сереженька! Разговаривать нам уже не о чем.

ЕСЕНИН. Мы разошлись, Николай! Твое творчество становится бесплодным. В твоих стихах есть только отображение жизни, а нужно давать саму жизнь!

КЛЮЕВ. Уходи, уходи, Сереженька, я тебя боюсь!

ЕСЕНИН. Ты погубил свой голос. Ты должен был кончить этим. Теперь ты гроб!

Задняя стена в номере задвигается, закрывая Клюева.

ЕСЕНИН (Черному человеку). А знаешь, когда-то мне Клюев перстень подарил! Хороший перстень! Очень старинный. Царя Алексея Михайловича.

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. А ну, покажи!

ЕСЕНИН (показывает медный перстень на большом пальце правой руки). Как у Александра Сергеевича! Только знаешь что? Никому не говори! Они - дурачье! Сами не заметят! А мне приятно!

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Ну и дите же ты!

ЕСЕНИН. Милый! Да я может только этим и жив! Я ведь тоже шел когда-то не той дорогой. Теперь же вижу, что Пушкин - вот истинно русская душа, вот где вершины поэзии. Теперь это мой единственный учитель!

Вечер. Есенин один в номере перед зеркалом. Он в крылатке, широком цилиндре, лайковых перчатках, лакированных туфлях. В руке - трость.

ЕСЕНИН.  Сочинитель бедный, это ты ли

Сочиняешь песни о луне?

Уж давно глаза мои остыли

На любви, на картах и вине.

Ах, луна влезает через раму,

Свет такой, хоть выколи глаза...

Ставил я на пиковую даму,

А сыграл бубнового туза.

Стук в дверь. Входит Эрлих.

ЭРЛИХ. Сергей! Зачем ты все это надел?

ЕСЕНИН. А так! Мне хорошо в этом. Мне легче, кацо, лучше в этом. "Мне день и ночь покоя не дает мой черный человек".

ЭРЛИХ. И что же все это означает? Зачем такой маскарад?

ЕСЕНИН. Скажи, кацо, только честно: это очень смешно?

ЭРЛИХ. Что?

ЕСЕНИН. Ну, цилиндр! Идет он мне?

ЭРЛИХ. А если скажу - не обидишься?

ЕСЕНИН. Не обижусь, обещаю.

ЭРЛИХ. Идет. Как корове седло.

ЕСЕНИН. Так-с... Хочешь притчу послушать?

ЭРЛИХ. Сам сочинил?

ЕСЕНИН. Ума хватит. Так вот! Жили-были два друга. Один был талантливый, а другой - нет. Один писал стихи, а другой - дерьмо. Теперь скажи сам, можно их на одну доску ставить? Нет! Отсюда мораль: не гляди на цилиндр, а гляди под цилиндр (Закладывает левую руку за голову.)

Я хожу в цилиндре не для женщин.

В глупой страсти сердце жить не в силе.

В нем удобней, грусть свою уменьшив,

Золото овса давать кобыле.

Хотел бы я знать хорошие это стихи или плохие? Молчишь! Ну и молчи! Тебе нечему меня учить! На твоем лице я вижу больше, чем ты думаешь. И даже больше, чем скажешь. Понимаешь, мне так хотелось чем-нибудь быть похожим на Пушкина, лучшего поэта в мире! (Снимает цилиндр.) Вот и привез зачем-то из Москвы эту дрянь. Цилиндр надеть, конечно, легче, чем написать "Онегина". Ты прав, кацо. Очень мне скучно. Я очень рад, что ты вернулся.

ЭРЛИХ. Нет, ты не понял. Я оставил здесь портфель, а в нем - твоя доверенность.

ЕСЕНИН. Значит, не останешься?

ЭРЛИХ. Извини, сегодня не могу (Берет портфель.) До свиданья, Сергей!

ЕСЕНИН. До свиданья, друг мой, до свиданья... (Пытаясь задержать Эрлиха.) Да, я забыл тебе сказать! А ведь я был прав!

ЭРЛИХ. Ты про что?

ЕСЕНИН. А насчет того, что меня убить хотели. И знаешь кто? Нынче, когда прощались, сам сказал: Я, говорит, Сергей Александрович, два раза к вашей комнате подбирался. Счастье ваше, что не один вы были, а то бы зарезал! Но если вы хоть слово пророните - умрете! Известно как это делается. У нас повсюду шпионы.

ЭРЛИХ. Да за что он тебя?

ЕСЕНИН. А, так! Ерунда! (Подходит к окну, смотрит.) Синий свет, свет такой синий...

ЭРЛИХ. Сергей! Не смотри так долго! Нехорошо!

ЕСЕНИН. Ох, кацо!.. Какая тоска. Слушай, напиши обо мне некролог. Преданные мне люди устроят похороны. А я скроюсь на неделю, на две, чтобы в газетах и журналах успели напечатать обо мне статьи. Посмотрим, как они напишут обо мне! Увидим, кто друг, кто враг. А потом я явлюсь...

ЭРЛИХ. Нет, Сергей, с этим не шутят. Так ведь недалеко и до конца.