Синий тарантул [сборник]

Нежин молчал.

– Вошь тифозная! – тяжело поднялся Волков.

Он туго стянул ноги Нежина веревкой и продернул ее сквозь кольцо в потолке камеры.

– Скажешь? Не скажешь? – несколько раз повторил шпион и, потеряв терпение, резко дернул за конец веревки.

Нежин повис вниз головой, весь натянувшись, как струна. С этой секунды до тех пор, пока он мог что-либо чувствовать, Вадим сквозь все муки пронес то великое, что нежданно родилось в его душе.

35. Камера 40

Темной облачной ночью к высокому кирпичному забору тюрьмы с черным полукругом ворот подъехала автомашина. Когда она очутилась во внутреннем дворе, охранники выпустили из нее трех людей. Один из них, высокий, в светлом пальто, был бледен тем нездоровым цветом гриба из подполья, который говорил о нарушении функций организма. Он сутулился, плечи его обвисли. Ноги человек переставлял тяжело, сгибая их сначала в коленях, затем чуть падая вперед, так что временами спутники брали его под руки.

И хотя ему был прочитан приказ об аресте, и он машинально расписался на ордере, до сознания человека еще не доходило то, что с ним произошло.

В полное нарушение тюремных правил его не обыскали, не опросили, не произвели записей в учетную карточку, не провели в баню и не переодели, а сразу отвели на второй этаж в камеру № 40.

Язин приказал охранять этого человека самым тщательным образом, и поэтому Кривцов и Сергеев, два работника БОРа, вошли вместе с ним в четырехместную камеру.

Вскоре больной лежал под одеялом.

Только сейчас он, видимо, понял, где находится. Посмотрев на толстую решетку окна, на людей, сидевших рядом, он испуганно расширил темные глаза и попытался приподняться на локтях.

– Воды! – едва слышно попросил он и, запрокинув голову, упал на подушку.

Сергеев постучал о круглый глазок железной двери.

– Просят воды, – распорядился он, и вахтер кинулся выполнять.

Приказ начальника тюрьмы говорил, что любая просьба из камеры 40 должна быть удовлетворена немедленно.

Поздно ночью Язин сидел в кабинете, размышляя, зачем Волков на долгие часы уединяется в тайной пещере. Уже в который раз полковник сравнивал отпечатки пальцев, приведенные Шустовым из Верхнего Камыша, и отпечатки пальцев Волкова, добытые из его избы. Они полностью совпадали.

В том, что Волков – замаскированный иностранный разведчик, Язин был убежден незыблемо. Но связан ли он с Главураном? Не угодила ли в сети БОРа посторонняя рыба? Слежка за Будиным убеждала в обратном.

Представляя, как Шустов в ледяной воде полз по узкому каменному горлу, Язин испытывал гордость за своих скромных помощников.

– Как здоровье Шустова? – спросил он секретаря в диктофон.

– Температура 40,8. Острое воспаление легких.

– Будут ли к утру розы? – спросил Язин, зная, что дактилоскопист – садовод и страстный любитель роз.

– Да.

Полковник опять углубился в пачки блестевших глянцем дактилоснимков. Бесчисленные извилистые линии, напоминающие волокна древесин, образовали дуги, дельты, завихрения, извивы – те сложные неповторимые узоры, которые делают непохожими отпечатки пальцев разных людей. «Пальцы большие, плоские, – читал Язин дактилохарактеристику на Волкова. – Тип пальцевых узоров – дуговой, вид – шатровый…»

Достав свои записи, Язин прочел: «Измерение пальцев по методу Пучкова говорит, что у неизвестного толстые, массивные пальцы с мозолью на левом указательном пальце»

. Однако ни один снимок из заимки и пещеры не показывал, что у Волкова есть мозоль на левом указательном пальце.

Все эти дни Язина мучила также загадка истошного воя. Ученый-зоолог, которого посетили Язин и Смирнов, расспросив о характере вопля, допускал, что они, скорее всего, слышали шакала, но категорически утверждал, что в бассейне Алмана и дальше на юг нет ни гиен, ни шакалов.

Неразрешенная тайна досаждала Язина тем назойливее, что он по складу своего ума и характеру работы не терпел ничего необъяснимого.

Было уже совсем светло, когда Жуков принес папку с протоколом допроса Козлова.

Вначале Козлов запирался, но когда ему предъявили фотоаппарат «Кодак», замаскированный под ФЭД, телеобъектив и пленку со снятыми на нее людьми Главурана, Козлов понемногу стал раскрывать детали своей работы.

Четыре скупых страницы допроса говорили, с каких пор Козлов фотографировал Главуран, докладывали о 3000 рублей ежемесячной платы, о приказе не отходить от окон, начиная с 12 июля, о Карамазове – человеке с низкими надбровными дугами.

Солнце поднялось еще выше, когда Язину доставили материалы по идентификации Ольги Павловны Зариной и Татьяны Сергеевны Дорофеевой. Вошел Жуков и, зная, что особенно интересует Язина, подняв над головой руку с бумагой, сказал:

– С Верхнего Камыша!

Отправив людей следить за заимкой Волкова, Язин распорядился, чтобы они слали по радио регулярные сообщения о передвижениях Волкова. Очередная радиограмма говорила: