Синтаксис любви

Если же в детстве 3-й Физике сопутствуют побои, болезни, голод, то это часто настолько рафинирует ее, изначала рафинированную. что физическая чувствительность “недотроги” вообще выходит за пределы общедоступного и общепонятного. Проще говоря, человек становится экстрасенсом — посвященным в тайны организма высшим для человека посвящением.

“Я как-то чувствую людей, физически чувствую,”- говорил Толстой. Говорил, вряд ли догадываясь, что сверхчувствительность Толстовской 3-й Физики — один из двух главнейших компонентов его гения. Способность к сенсорному сопереживанию, даже заочному, даже еще только прогнозируемому, — тайна творчества Толстого. Читая в ”Анне Карениной” описание сцены, когда после визита Каренина, Анна ощущает прикосновение его губ к руке, как ожог, понимаешь: не Анна, а сам вселившийся в ее оболочку Толстой подставил руку для поцелуя и своей сверхчувствительной кожей почувствовал жгучее прикосновение.

Чувствительность Толстовской 3-й Физики — не предел. Иногда сопереживание “недотроги” достигает такого градуса, что он не просто остро сочувствует тому, что испытывает другой, но может прямо испытать то же самое. В науке это явление получило название “стигмации”. Франциск Азизский, у которого при созерцании изображения распятого Христа на руках и ногах открывались раны, — наиболее известный пример стигматика.

Беспредельно сострадание “недотроги” к людям физического труда. Иногда оно принимает такие гипертрофированные формы, что прямо делает анекдотичным. Например, про знаменитого французского драматурга Ростана рассказывали следующую историю:” У Ростана был свой кучер, который возил только его. Ростан ужасно его жалел. Когда он после театра ужинал, то не мог без содрогания думать о том, что кучер мерзнет на козлах, мокнет под дождем далеко за полночь. Эта мысль отравляла ему все удовольствие. Поэтому он приказывал поднести вознице стакан грога и сказать, чтобы тот ехал домой, хозяин, мол, наймет фиакр.

Как-то ночью кучер ввалился в кафе и заявил “мосье”, что уходит. Обозлился, что его не принимают всерьез.”

Угадать 3-ю Физику просто: она с младенчества совершенно, до судорог не выносит щекотки и проносит ненависть к ней через всю жизнь. По этой примете и получила 3-я Физика звание “недотроги”.

Происхождение такой обостренной чувствительности в изначальном ощущении сверхранимости 3-й Физики. И через призму этой сверхранимости ясно и легко читаются все поведенческие, правовые, экономические, эстетические и иные аспекты жизни “недотроги”.

* * *

Особенно ярко ранимость 3-й Физики проявляется в интимной сфере. Вся жизнь представляется“ недотроге” путем, перегороженным гигантским барьером — кроватью, благополучное переползание через которую составляет мед и смысл жизни. Может показаться, что я несколько утрирую, но вот собственные слова Толстого, произнесенные с полной серьезностью:” Человек переживает землетрясения. эпидемии, ужасы болезней и всякие мучения души, но на все времена для него самой мучительной трагедией была, есть и будет — трагедия спальни“. Здесь Толстой совершенно безосновательно и по понятным причинам превратил свое собственную проблему в общечеловеческую.

Робко и запоздало, с сравнении с другими, начинает 3-я Физика свою половую жизнь. И почти независимо от того, как она складывается, обычная для Третьих функций раздвоенность в сексе “недотроги” также имеет несчастье присутствовать. Как-то одна дама, знакомая Жан-Жака Руссо, описывая его 3-ю Физику, хорошо сказала, что он — “поклонник Платонический и нескромный”. Я бы характеризовал раздвоенность 3-й Физики лапидарнее и жестче — “гиперсексуальный ханжа”.

С одной стороны, ранимость 3-й Физики заставляет ее обладателя ханжить: отрицать значение эротики, изображать ее чем-то, не достойным внимания, нечистым. А с другой стороны, та же ранимость 3-й Физики требует вкладывать в секс максимум сил и души, чтобы данным способом заживить постоянно ноющую рану. Так двуипостасно “недотрога” и существует, вызывая недоумение и нарекания у своих сексуальных партнеров. С.А.Толстая, глядя на мужа, разом повеселевшего и подобревшего после проведенной вместе ночи, ядовито замечала:” Если бы те, которые с благоговением читали “Крейцерову сонату”, заглянули на минуту в ту любовную жизнь, которой живет Левочка, и при одной которой он бывает весел и добр, — то как свергли бы они свое божество, с того пьедестала, на который его поставили.”