Читаем Синтез целого полностью

Одним из самых многофункциональных заглавий, в котором смоделированы элементы различных уровней организации текста, является заглавие «Зеркало». Его семантический и композиционный потенциал основан на мотивах удвоения и отражения действительности. «Удвоение» и «отражение» — вообще неотъемлемые свойства стихотворного текста, как с точки зрения онтологии (художественное отражение действительности), так и построения, организации (рифмы, повторы, параллелизмы, симметрия и т. п.). Заглавию эти свойства, можно сказать, присущи втройне, поскольку заглавие как метатекст по отношению к основному корпусу текста уже является его функциональным «отражением» и «удвоением». Однако «удвоение с помощью зеркала никогда не есть простое повторение», а средство для широких возможностей художественного моделирования [Лотман 1981б: 14–15], сам же мотив зеркала «есть символ некоторых семантических принципов текстопорождения и текстопорождающий механизм» [Золян 1988а: 95; 1991]. Таким образом, «зеркальный механизм, образующий симметрично-асимметричные пары» [Лотман 1984: 20], являясь универсальным для поэтического текста, в заглавии может раскрыться наиболее полно. Заглавие зеркально уже по своей природе и двойственно во всех своих проявлениях. Такие принципы, как симметрия/асимметрия, смена правого и левого члена, получают отражение в том, что заглавие является одновременно и именем, и предикатом всего текста, его темой и ремой, текстопорождающим и порожденным текстом элементом, его субтекстом и метатекстом, текстом в тексте. Поэтому возможности художественного моделирования отношений «заглавие — текст» практически безграничны.

Таким образом, заглавие «Зеркало» предлагает множество семантико-композиционных альтернатив организации текста. Рассмотрим некоторые из них, которые представлены и реализованы в стихотворениях с таким заглавием у поэтов XX века. Все эти стихотворения можно подразделить на несколько пересекающихся групп, в которых воплощение «зеркального принципа» будет иметь различные семантико-композиционные преломления и различное распределение по уровням организации.

Первое преломление принципа зеркальности развивается по схеме «остраннения»: Я (автор, лирический герой) → «двойник» → «я в ином мире» → «я со стороны» → Я = ОН (ОНА), ср. [Золян 1988а: 102]. Такая схема представлена у В. Ходасевича «Перед зеркалом» (1924) (ср. «Я, я, я. Что за дикое слово! Неужели вон тот — это я?»

); у Ахматовой в стихотворении с первой строкой «А в зеркале двойник бурбонский профиль прячет…» (1943) и во многих других произведениях поэтессы (см. [Седакова 1984]), которая сама не знала «в скольких жила зеркалах»[26]. Смена «правого и левого» взгляда на себя со стороны представлена в «Зеркале» (1973) Антокольского: «Но это ведь не он, а я Не справа был, а слева…»
Полное «остраннение» от авторского «я» приводит к замене «зеркального» заглавия на его функциональные эквиваленты. К таким эквивалентам можно отнести заглавие «Двойник» (1909) Блока: «Знаком этот образ печальный, И где-то я видел его, Быть может, себя самого Я встретил на глади зеркальной»; «Метаморфозы» (1937) Заболоцкого, где личное местоимение я в косвенных падежах (меня, мной)
неоднократно звукоосмысленно соотносится со словами имя и меняться:: «Как мир меняется! Как я сам меняюсь! Лишь именем одним я называюсь, — На самом деле то, что именуют мной, — Не я один. Нас много. Я — живой…»
Заглавие Заболоцкого, таким образом, перекликается с многогранными «ста зеркалами» Ахматовой. Такое же сложное преломление семантико-композиционной схемы находим в стихотворении Ахматовой «В Зазеркалье» (1963). Здесь схема дополняется третьей ступенью «остраннения»: Я → «двойник в зеркале» → «третий в Зазеркалье» (в третьем мире, в третьем измерении): ср. «Вдвоем нам не бывать — та, третья, Нас не оставит никогда». Это стихотворение поэтессы вместе со стихотворением «Первое предупреждение» (со строками «Над сколькими безднами пела И в скольких жила зеркалах…») входит в цикл «Полночные стихи», сложная композиционная структура которого задана уже эпиграфом с начальной строкой «Только зеркало зеркалу снится…».

Все выше названные стихотворения можно назвать поэтическими автопортретами по аналогии с «диалогизирующими» портретами — посвящениями, но в них ведущим является не адресатный принцип построения текста, а принцип «автодиалога», или шире — «автополилога».

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику

Как чума повлияла на мировую литературу? Почему «Изгнание из рая» стало одним из основополагающих сюжетов в культуре возрождения? «Я знаю всё, но только не себя»,□– что означает эта фраза великого поэта-вора Франсуа Вийона? Почему «Дон Кихот» – это не просто пародия на рыцарский роман? Ответы на эти и другие вопросы вы узнаете в новой книге профессора Евгения Жаринова, посвященной истории литературы от самого расцвета эпохи Возрождения до середины XX века. Книга адресована филологам и студентам гуманитарных вузов, а также всем, кто интересуется литературой.Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Литературоведение
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука