Сёгун

«Как ты глупа, Отиба! – твердила она себе, пока они ходили по тенистым, благоухающим тропинкам. – Отбрось свои глупые кошмары – все, что так пугали тебя! Ты должна думать о мужчине!» Внезапно ей представилось: Торанага, а не Исидо здесь, рядом с ней. Торанага – хозяин Осакского замка, сокровищ тайко. Торанага – защитник наследника и главнокомандующий армиями запада. Торанага, а не Исидо! Тогда и проблем бы не возникло! Вместе они владели бы государством. А вот сегодня, сейчас, она поманила бы его в постель или на эту прелестную полянку. А завтра или через день они бы поженились. Но вот сейчас… что бы там ни случилось в будущем, сейчас она обладала бы мужчиной, а он – ею, и наступил бы мир. Она поднесла цветущую ветку к лицу, вдыхая сладкий, глубокий аромат. «Брось свои мечтания, Отиба! Будь трезвомыслящей – как тайко… или Торанага…»

– Что вы собираетесь делать с Андзин-саном? – вдруг спросила она.

Исидо засмеялся:

– Сохранить его. Возможно, позволить ему захватить черный корабль. Или использовать его, чтобы припугнуть Кияму или Оноси, если потребуется… Они оба ненавидят его. Он – меч у их глоток… и помеха в делах их грязной церкви.

– В этой шахматной игре наследника с Торанагой как вы сможете судить о том, чего стоит Андзин-сан, господин командующий? Какую роль вы ему отводите? Пешки? Коня, может быть?

– Ах, госпожа, в великой игре он только пешка. Но в игре наследника против христиан – ладья. Даже две.

– Вы не думаете, что эти игры пересекаются?

– Они взаимосвязаны. Но великую игру будут вести даймё против даймё, самурай против самурая, меч против меча. Конечно, в обеих играх вы – королева.

– Нет, господин командующий, прошу меня извинить, но я не королева, – запротестовала она. Потом, чтобы почувствовать себя увереннее, переменила тему разговора: – Ходит слух, что Андзин-сан и Марико-сан были в любовной связи.

– Да-да, я тоже слышал. Вы хотите знать правду об этом?

Отиба покачала головой:

– Невероятно…

Исидо внимательно наблюдал за ней:

– Вы думаете, стоит опозорить ее? Сейчас? И вместе с ней – Бунтаро-сана?

– О, я вовсе ничего не имела в виду, господин командующий, ничего подобного! Просто женская глупость. Только, как сказал сегодня утром господин Кияма, слезы лета… Печально…

– Я предпочел ваши стихи, госпожа. Обещаю вам, что слезы прольют те, кто на стороне Торанаги.

– Что касается Бунтаро-сана… В главной битве ни он, ни господин Хиромацу участвовать не будут…

– Это точно?

– Нет, господин командующий, не точно, но вполне возможно.

– Вы что-нибудь можете сделать?

– Ничего, кроме как обратиться к ним с просьбой поддержать наследника – ко всем военачальникам Торанаги, – когда будет принято решение о битве.

– Решение уже принято: окружение с севера и с юга и потом бросок на Одавару.

– Но ведь еще не окончательно… Пока армии не стали друг против друга… Простите, а вы уверены, что это правильно – чтобы наследник вел войско?

– Армии поведу я, но наследник должен присутствовать. Тогда Торанага не сможет победить. Даже Торанага никогда не осмелится атаковать войско под знаменем наследника.

– Не будет ли для наследника безопаснее остаться здесь – из-за тайных убийц… этих, из секты Амиды… Мы не можем рисковать его жизнью. У Торанаги длинные руки…

– Но не настолько длинные. И личное знамя наследника делает наши действия законными, а Торанаги – незаконными. Я знаю Торанагу. В конце концов, он уважает закон. Одно это приведет к тому, что его голова окажется на пике. Он мертв, госпожа! Как только он погибнет, я уничтожу Христианскую церковь – всех их! Тогда вы и наследник будете в безопасности.

Отиба медленно подняла на него глаза – в них чувствовалось невысказанное обещание.

– Я буду молиться за вас – и за ваше благополучное возвращение…

Ему сжало грудь – он так долго ждал этого.

– Благодарю вас, госпожа, благодарю. – Он понял ее. – Я вас не подведу.

Она поклонилась и пошла по саду. «Что за дерзость! – стучало у нее в висках. – Как будто я взяла в мужья крестьянина! Теперь мне следует отказаться от Торанаги?..»

Дель Акуа стоял на коленях перед молитвенником – землетрясение не повредило алтаря, он уцелел среди обломков маленькой часовни, хотя бо́льшая часть крыши и одна из стен обрушились. Нетронутыми остались и окно с изумительными цветными стеклами, и резная фигура Мадонны – гордость отца-инспектора.

Через сломанные балки просвечивало полуденное солнце. В саду рабочие убирали камни, что-то ремонтировали, и, кроме их болтовни, дель Акуа слышал крики чаек с берега, ощущал запах ветра, соленый и дымный, напоенный водорослями и приправленный глиной. Это напомнило ему родной дом, большой и уютный, в его поместье в пригороде Неаполя: запахи моря, аромат лимонов и апельсинов, дух свежего, теплого хлеба, и помидоров, и чеснока, и жарящегося на углях аббачио, до него как будто доносились голоса его матери, братьев, сестер и их детей – счастливых, радостных, греющихся под солнцем.