Сирена в котелке

Милиционеры открыли чемодан и залились довольным смехом.

Все вещи свидетельствовали о том, что владелец чемодана спекулирует дамской галантереей.

Пана Романа задержали. Здесь в двенадцать часов ночи Бзибзя отыскала его и выручила из затруднительного положения.

Так как в связи с ярмаркой Гдыня была переполнена, им с трудом удалось найти одну комнату на двоих. На следующий день они уехали в Сопот. Возвратились через две недели как жених и невеста.

Фотографию Цяпутека пан Роман выбросил в окно между станциями Гданьск-Олива и Гданськ-Вжещ.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1948

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀

Свинья

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Контора, в которой мой шурин Пекутощак работает в качестве рассыльного, имеет, само собой разумеется, столовку. Некоторое время тому назад вышло предписание, что каждая столовка должна вырастить свинью с целью рационального использования того, что остается в тарелках.

Выращивать так выращивать. Директор купил свинью и отдал ее моему шурину под личное пристальное наблюдение.

Пролетело несколько недель, смотрит шурин, свинья какая-то грустная и очень мелкая на вид.

Отрапортовал он, ясное дело, директору, взвесили свинью и видят, что она потеряла двадцать пять килограммов.

Сразу же дисциплинарный отдел провел строгое следствие, и оказалось, что свинья потому мелкая на вид, что меню столовой ей не подходит.

Как увидит картофель с помидоровым соусом, сразу же хвостом крутит. Как увидит капустные котлеты, сразу выскакивает на улицу. А о крупяном супе на консервном бульоне и говорить нечего. От одного его запаха свинья падает на землю и начинает биться в конвульсиях.

Заведующую столовой заменить было невозможно, потому что она тетя директора.

Начали тогда служащие подкармливать свинью из собственных средств, каждый что-нибудь покупал ей и приносил в бумажке. Свинья стала поправляться у нас на глазах. Но это повлияло на некоторых неустойчивых служащих. Под предлогом того, что содержание свиньи им не по средствам, они стали делать растраты и даже брать взятки. Тогда дирекция вынуждена была запретить подкормку свиньи силами частной инициативы.

Не оставалось ничего другого, как свинью продать. Шурин Пекутощак не сумел один с этим справиться и пришел ко мне, чтобы я ему помог. Так как все четыре автомашины этой конторы находились в капитальном ремонте, а пятая как раз испортилась, мы потащили свинью пешком.

— Ну-ка, милая, — сказал я, взял ее за левое ухо и повел.

Впереди бежали две машинистки с кусочками сахара и кричали: «Малютка, малютка!»

Шурин погонял свинью директорским зонтиком, а директор шел сзади и время от времени накручивал свинье хвост. Таким образом мы кое-как дотащили ее до бойни.

Продали мы ее там совсем неплохо и купили за эти деньги трех маленьких поросят.

— Поросята малолетние дурачки, им в нашей столовой еда понравится, — сказал директор, и мы сели с ними в трамвай номер двадцать пять.

Но в дороге случилось несчастье. Когда публика притиснула шурина, он упустил мешок и поросята выскочили наружу. Перевернули кондуктора, забрались под салоп какой-то старой женщине, и в конце концов один поросенок выскочил из трамвая на ходу и бросился в Вислу с целью самоубийства.

Второго в толкотне придавпли. Остался третий, которого я связал по ногам собственными подтяжками. И этот теперь живет при столовой. Но он тоже не растет и в весе не прибавляет. Дирекция предполагает отправить его в дом отдыха на Шклярской засеке в Нижнем Шлеиске, может, ему горный воздух будет полезен?

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1948

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀

Жертва демобилизации

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

— В нашем доме живет один субъект, который был женат на резервистке, его жена служила в армии. Когда хлопина прочитал в «Курьере», что все женщины должны быть из армии демобилизованы, он чуть из себя не выскочил от страха.

А это потому, что он ежедневно писал ей, как он целые вечера у окна сидит, в небо смотрит и плачет от тоски. Отмечал также в письмах, что занят постирушками, цветочки поливает, полы под темное красное дерево натирает и тому подобное.

А фактически было немного иначе. Дома он действительно сидел, но не один, всегда несколько лиц с ним находились. Граммофон без перерыва играл, литровка на столе фигурировала, а также регулярная закуска. Надо тут признаться, что о жене он всегда думал, даже на дверь поглядывал, не едет ли она случаем в неожиданный отпуск, а окно держал открытым, чтоб в случае несчастья гости могли сразу на улицу выпрыгнуть.

Мы с шурином часто иногда к нему заходили. Сразу же, как мы узнали про его терзания, я говорю брату жены: «Слушай, Фелюсь, пойдем к нему, может, на что-нибудь пригодимся».

Ну и, сами понимаете, пошли. Входим, и сердце у нас сжалось.

Посередине комнаты наш приятель стоял в одних исподних и половой тряпкой мыл пол.

Как он нас увидел, горючими слезами залился и объясняет, что проклятый пол, чем его больше моешь, тем он, холера, становится грязнее.

А потом немножко успокоился, потянул носом и спрашивает: «Чем тут пахнет?»

Понюхали мы с шурином и говорим:

— Что за вопрос? Бимбер!^[32]