Сиреневые ивы

Один из дехкан, прежде чем снова взяться за работу, указал на хребет. Там, в седловине гор, вспухало белое облачко. Учитель снова заговорил:

- Вам нельзя возвращаться. Перевал закрыло мокрым туманом, он рассеется к утру. Ни один из наших мужчин ночью не сомкнет глаз - мы будем охранять вас и вашу машину.

Лагунов не ответил, оглядывая хребет. Учитель, похоже, прав: Лагунов знал, какие туманы и облака в эту пору внезапно сползают со снеговых вершин. Но и оставаться на ночь опасно. Возможно, у басмачей есть свои глаза и в этом ауле; они близко, а сколько их, пока неизвестно. Ночующий на окраине аула вертолет наверняка станет приманкой для бандитов. Уж лучше пересидеть где-нибудь в недоступном месте близ перевала - Лагунов ведь не новичок в здешних горах.

Неясная тревога заставила его обернуться - словно толкнули в спину. От глиняного дувала, ограждающего низкие куполообразные жилища и персиковые сады аула, шел рослый доктор. За ним тянулся всадник на ослике с большим свертком в руках. Женщина в парандже семенила рядом, вцепившись в коричневый халат мужчины, а следом, прихрамывая, спешил козлобородый фельдшер. Товарищ Лагунова усмехнулся, наблюдая за странной процессией, но командир остался серьезным, уже догадываясь, что предстоит. Доктор опередил спутников, отер вспотевшее лицо платком, шумно выдохнул:

- Разгрузили?.. Слава аллаху. Летим немедленно - парнишку спасать надо. Не мог этот козел-фельдшер раньше сообщить, а теперь срочные меры нужны и таблетками не обойтись.

Лагунов стоял около кабины, разглядывая худого унылого человека верхом на ослике с завернутым в серый халат сыном, его маленькую жену в темной парандже, перехватил виноватый взгляд фельдшера, которому, видно, здорово досталось от врача. А в глаза тревожным огоньком плескала красная лента...

- Гляди, доктор, перевал затянуло. Возможно, придется пойти на вынужденную посадку, И сколько просидим там, в холоде и сырости, не знаю. К тому же басмачи... Мы - солдаты, ты - врач, нам собой рисковать положено, а вот ребенком... Ты понимаешь, что заговорят враги, если мы не довезем мальчишку до больницы живым?

Широкие плечи доктора зябко дрогнули, полное лицо словно постарело, он негромко сказал:

- В горах умирает немало детей от болезней и недоедания. Даже революция не в силах изменить этого за несколько месяцев, особенно, если ей мешают. Если умрет еще один, он умрет на руках отца, и никто про нас с тобой не скажет плохого. Мы ведь и в самом деле не боги. Я объясню им, что везти больного нельзя.

Лагунов словно встряхнулся.

- Скажи родителям, что в нас, возможно, будут стрелять басмачи, что машину могут подбить,

Доктор громко перевел. Мужчина на ослике вскинул голову, унылое лицо его стало жестким, в глазах разгорался темный огонь. Он тронул ослика, подъехал вплотную к вертолету, протянул сына советскому врачу. Когда тот принимал ребенка в свои громадные руки, мать было качнулась к нему; учитель удержал ее, что-то сказав, и женщина опустилась на колени прямо в пыль, стала молиться.

- Она молит аллаха, чтобы он ослепил тех, кто станет стрелять в вас, - пояснил учитель.

Лагунов молча полез в кабину. Доктор пригласил с собой отца, но тот лишь покачал головой и прижал руки к сердцу. У него дома много работы и еще много детей. Людям, которые привозят хлеб, лекарства и книги, он доверяет сына без страха...

Через несколько минут, ввинчивая машину в узкое небо долины, Лагунов глянул вниз. Как будто горные тюльпаны зацвели там - люди махали всем, что нашлось красного: лентами, платками, повязками... И потом, в сырой серой мути над хребтом, не отрывая глаз от индикатора высоты, Лагунов все еще видел этот охранный цвет и безошибочно находил дорогу. Владимир Возовиков, Владимир Крохмалюк. Перевал

Горы - не поле чистое, и с самого начала марша старший лейтенант Карлин часть автоматчиков держал на броне. Оружие - на изготовку, чтобы в любой миг ливнем свинца ответить на огонь засады.

Заметно похолодало, низко над головой стелились свинцовые зимние тучи, и дышать хотелось глубже, чаще - давала себя знать высота. До перевала уже рукой подать, оттуда колонна покатится вниз, навстречу зеленым лугам, теплому ветру, жаркому бою. Считай, сделана половина тяжелой боевой работы, и мысль эта грела Карлина, наполняла новой силой, в ней растворялась досадная неуверенность, которая порой заставляла его поступать наперекор трезвому рассудку.