Сиреневый Кристалл (Художник Г. В. Калиновский)

Совещание, как и накануне, было довольно тягостным и бесплодным до тех пор, пока Мурзаров, как человек самый бдительный из нас, не предложил проверить, какие самолеты ушли вчера вечером в направлении Австралии. Все поняли, что это выход из создавшегося положения, легче вздохнули. Проверку произвели быстро. Накануне в 22:35 в регулярный рейс Макими — Мельбурн вылетел большой лайнер. На борту его находилось тридцать шесть пассажиров.

Доктор Ямш еще дозванивался в аэропорт, стараясь выяснить, кто именно числился в списках вылетевших в Австралию, когда в кабинет вошел секретарь и подал ему записку. Ректор прочел записку, положил трубку на аппарат и обратился к собравшимся:

— Мне сейчас сообщили, что следственным органам выдан ордер на арест сотрудника лаборатории Юсгора лаборанта Ару, обвиняемого в хищении из университета силициевой плазмы и в преступной связи с контрабандистом Баокаром.

Не трудно было заметить, как изменился в лице Асквит. Нельзя сказать, что эта новость оставила спокойным кого-либо из нас. Ару мы верили, с ним начали работу, и вот теперь…

Ару значился в списках пассажиров, накануне вылетевших из Макими в Австралию. Приборы Асквита, видимо, и в самом деле работали превосходно, коль скоро они были строго ориентированы по направлению Австралии. Оставалось непонятным, откуда у Ару, который никуда не выезжал из Паутоо, взялся Сиреневый Кристалл, пропавший в Таркоре?

Впрочем, как я узнал впоследствии, это было загадкой для всех, кроме Асквита.

Как только официальная часть встречи с профессором Асквитом, так неудачно старавшимся уличить нас в неблаговидных поступках, окончилась, Ханан Борисович подошел к нему и уже без всякой запальчивости, даже как бы участливо спросил:

— Вы огорчены, профессор?

— Чем именно?

— Потерей такого превосходного разведчика.

— Вы позволите мне не отвечать на этот вопрос?

— О, разумеется. Мне и так все ясно. Ару не только совершал подлости по отношению к нам, но и вас подвел порядком. Ну что же, все это закономерно, господин Асквит. "Ченснепповская система" не может быть совершенной: она подбирает людей, способных предавать. Жаль только, что мы не раскусили этого парня своевременно.

— От меня он никуда не денется, — спокойно и зло заключил Асквит.

Это прозвучало приговором. Мурзаров был больше всех удовлетворен выигранным сражением. Повеселели все мы, но ненадолго. В этот же день события повернулись так, что всем нам уже было не до Ару и не до проектов Асквита, который предлагал запеленговать похитителя Сиреневого Кристалла в Австралии. Вскоре и Асквит вынужден был отложить свои намерения.

Надвигалась беда, с которой надо было бороться, собрав все силы. Угрожала опасность, для борьбы с которой стоило даже объединиться с людьми, работающими в Западном Паутоо и в метрополии, — погибал огромный цветущий край.

Матуан, река, берущая начало в горах Восточного Паутоо, орошает большую плодородную долину, неисчислимые рисовые плантации. Это Нил Западного Паутоо. И вот жизненосный поток, кормилец миллионов людей, иссякает. Беда двойная: не только убавляется вода в Западном Паутоо, но и прибывает в Восточном, затопляя поля и поселки.

В горах, в том месте, где нашли труп Баокара, начала свое нашествие силициевая плазма. Что именно произошло с контрабандистом в то время сказать было трудно, но факт оставался фактом; именно здесь начала свой разрушительный путь силициевая плазма, уничтожая все живое, местами окаменевая, забивая живительные потоки, наступая на страну, лишая ее урожая, губя селения и скот.

13. ГЕНЕРАТОР ЗАПАХОВ

Кировские острова. Утро. Легкий морозец, розовый иней на деревьях и сине-сиреневые тени за сугробами. До Института электроники далеко, но я оставил машину и иду пешком. Времени у меня мало. Нет ни минуты лишней, а я все равно решаю идти пешком, хочу вдыхать полной грудью холодный воздух, впитывать и впитывать эту ни с чем не сравнимую, подернутую нежным утренним туманом красоту аллей, старинных дач, дворцов-санаториев, мостиков, перекинутых через речушки и каналы. В моем распоряжении всего три дня. На все. На встречи с родными, на любование Ленинградом, на приемку в институте генератора. Но в это утро я не в силах был экономить минуты и шел пешком. Шел долго, терзаясь и радуясь.

Солнце поднялось, засверкали кристаллики снега на вершинах деревьев, подступающих к реке Крестовке, таяла сизая дымка, скрывавшая Елагин остров… Солнце показалось из-за яхт-клуба. Огромное, багрово-красное и совсем ручное. Неужели это то же самое солнце, которое неистовствует там, на Паутоо? Такое казалось неправдоподобным. Ведь там, на Паутоо… Вот тогда я забываю об искрящемся кружеве заколдованных морозом деревьев у Крестовки, вспоминаю бушующую у истоков Матуана пену. Перед моим взором встают гигантские окаменевшие исполины тропиков, умерщвленные силициевой плазмой джунгли, и я вскакиваю в автобус.