Сирены

Мы вышли из машины и направились к дому. В начале подъездной дорожки высились массивные автоматические ворота, черные с позолотой. Распахнутые створки – то ли сломался механизм, то ли их забыли запереть – несколько портили общий вид, нарушая идеальную симметрию.

Мы подошли к дому. Вдоль лужайки стояли машины, совершенно не соответствующие особняку. Скорее всего, эти малолитражки принадлежали подросткам, которые недавно сели за руль. Изнутри доносился монотонный, ритмичный грохот стереосистемы.

Карвер кивнул в сторону дома.

У освещенного окна кухни стояла молоденькая девушка. Мы подошли ближе, и ее рот растянулся в идеальной белозубой улыбке. Мы с Карвером замерли, не сразу сообразив, что она нас не видит. Она улыбалась собственному отражению в стекле. Белоснежная облегающая футболка оттеняла загорелую кожу. Блондинка в интерьере роскошного особняка лучилась здоровьем и благополучием.

Карвер прошел по дорожке к двери. Монотонные басы зазвучали громче. Тяжеловесно и мрачно.

Дверь вела в просторную прихожую, где на столике громоздились завалы рекламных буклетов и счетов, а вешалка скрывалась под грудой потертых джинсовых курток. Вслед за Карвером я повернул направо, к кухне, где мы видели девушку.

Карвер остановился.

Загородил своим телом дверной проем. Поверх плеча Карвера я посмотрел в кухню. Музыка загрохотала.

Девушка стояла в луже крови. Улыбалась своему отражению, совершенно не замечая нас. Похоже, она несла куда-то поднос с бокалами, уронила его и теперь ходила по осколкам, не чувствуя боли. Кровь хлестала из израненных ступней, заливала белые плитки пола.

Девушка повернулась к нам – под босыми ногами хрустнуло стекло – и снова просияла белоснежной улыбкой. Рука со следом инъекции безжизненно обвисла, набухшие синие вены напоминали переплетение дорог на карте.

Я протиснулся на кухню мимо Карвера, прошел по стеклу и взял девушку за плечи. Она посмотрела мне в глаза и слегка кивнула, все так же лучезарно улыбаясь. Я поднял ее на руки и отнес на диван в дальнем конце кухни.

Карвер вышел в коридор и направился к двери, из-за которой доносилась музыка. Она и без того громко звучала на кухне, а через распахнутую дверь с оглушающим грохотом вырвалась в коридор.

Карвер исчез в комнате. Я вновь повернулся к девушке. Она не сводила с меня глаз. Лучезарная улыбка постепенно превращалась в вымученную.

– Все хорошо, – шепнул я.

Рядом с диваном стояла настольная лампа. В ее свете я увидел больше, чем хотелось. Тело девушки с левой стороны приобрело бледно-голубой оттенок. На ступнях влажно поблескивали кровь и осколки, впившиеся в кожу.

Я пошел на звуки музыки. К двери, за которой исчез Карвер. Окликнул его, но он не ответил. Музыка звучала еще громче, агрессивнее. В нос ударил запах рвоты. Комната была безумным средоточием боли и блестящих от пота обнаженных рук и ног. Пять девушек и три парня. Подростки. Кто-то лежал ничком в луже блевотины, чье-то посиневшее лицо исказила гримаса боли. Кто-то словно бы уснул.

Все они вкололи себе «восьмерку».

Карвер стоял посреди комнаты, спиной ко мне, низко опустив голову. Потом он расправил плечи и двинулся вперед. Прошел мимо девушки, которая билась в судорогах на полу, уставился на стереосистему. Поискал кнопку и выключил.

Музыка смолкла. Теперь были слышны лишь глухие стоны. Я не знал, что делать. Карвер достал из кармана мобильник и принялся набирать номер.

– Кому звонишь?

Он не ответил.

– Положи трубку. – Я шагнул к нему.

Он схватил меня за воротник и, чуть оттолкнув, ждал, когда ему ответят.

– В полицию звоню, – сказал он. – В «скорую» и в полицию.

20

Карвер нажал «отбой» на телефоне и вышел из комнаты. Обколотые подростки хрипели и стонали. Некоторые свернулись калачиком. Какой-то парень лежал на спине, подтянув колени к груди, как Изабель. Вскоре все приняли такую позу. Лица стали синеть.

Одну из девушек рвало кровью. Я повернул ее на бок, чтобы она не захлебнулась, и ушел на кухню. Медленно закрыл дверь. Тянул и тянул ее на себя, пока не услышал щелчок.

Все это время я почти не дышал. Прислонился к стене, медленно вобрал воздух в легкие. Потом подошел к окну, попытался рассмотреть двор, но увидел только собственное отражение. Наверное, девушка на кухне смотрелась в оконное стекло, проверяя, не синеет ли у нее лицо, как у других. Сейчас она корчилась на диване.

А потом я увидел огни.

Желтые лучи фар и синие вспышки мигалок слились воедино, осветили комнату. Захлопали дверцы машин. Тишину нарушили громкие голоса и топот тяжелых ботинок.

Легче воздуха, я просквозил через черный ход в непроглядную темноту сада. Сначала шел с оглядкой, потом наобум, не разбирая дороги, по кустам, по лужайкам и прудикам. Перелез через забор, пересек последний газон, оказался на параллельной улице. Сначала брел, спотыкаясь, потом ускорил шаг и побежал.

III

Ближе[16]

1