Система РФ в войне 2014 года. De Principatu Debili

Система РФ не худшее из всего, что могло появиться вместо СССР. Возможно ли было что получше – не знаю, а худший вариант есть всегда, в чем и Макиавелли с нами согласится. Так или иначе, русские в 1991 году открыли временный способ увернуться от кары за слабость. А увернувшись единожды, увертывались еще и еще, пока верткость не стала нашим боевым стилем. Увертки от мировых вызовов отыскивают все новые ресурсы для нашего выживания. Да, речь идет о слабости, а не о силе.

О гигантском ансамбле человеческих слабостей, которые мы и не пробовали преодолеть в настоящем государстве.

Как рассеянные люди пропускают свою остановку, Россия упустила государственный шанс и с тех пор все его репетирует. Подобно перманентной революции Троцкого – Сталина, мы затягиваем акт учреждения государственности. Суверенитет Системы РФ – это мировая машина ее перманентного учреждения заново. Оттого нехотя доверяем тому, кто от имени учредительной власти взял территорию под свое руководство и, сдерживая Россию, от ее имени торгует, отстегивая кое-что нам, как оптовик старухе-огороднице. Но ведь ничего годного нами не создано, кроме одного – вот этой самой Системы.

Ее устройство оригинально, глобально, хитро. Оно обеспечивает странную жизнь полутораста миллионам человек, о которых почти не знает. Она вносит вклад в мировую экономику – не намного лучшим путем, чем хлопковые рабы Алабамы в будущее Америки. Россия подобна глобусу, – это, в сущности, оборотная сторона Земли. Достаточно обширная, чтобы не иметь эталонов, по которым можно себя построить. (Зато сколько надрывных воспоминаний о том, как нам не удалось этого сделать!)

Мы видим действия неимоверно слабые, запрещенные в серьезной политике. Но они не ведут к тем кошмарным последствиям, которых по справедливости заслужили. (Иногда здорово, что история несправедлива, не так ли?)

Ни Карамзин, ни Толстой, ни Ганди не признали бы нашего существования достойным. Однако Система работает. Да, она ужасна, но она действует! Таков наш способ найти силы в пространстве, где единую силу построить нельзя, а о других мы не догадались.

Я озабочен поведением Системы, а не ее устройством. Я вижу неуклюжее и опасное, но дорогое мне существо. Его страхи и даже преступления его мне близки. Почему бы не рассмотреть этот kludge невообразимых размеров как полуодушевленный объект, собрание населения и пространств? Система РФ – пузырь второй глобализации. Теперь, когда глобализация на излете и Система заканчивается с ней. Но ведь мы ищем не смерти – мы ищем, как уцелеть.

На мой взгляд, Четырнадцатый год ведет Систему к войне. И в той войне у нас есть не только шанс уцелеть, но, что еще удивительней, снова оказаться с правильной стороны. Вот пока все, что я могу сказать о Слабом княжестве и войне Четырнадцатого года.

Скольких видов бывает Россия и где ее границы

Памяти Фонда эффективной политики

Дополнение первое к главе

Скольких видов бывают государства и как они приобретаются

Все государства являются республиками, теократиями или диктатурами, но Россия не государство, а государственность. Система РФ приобретена доблестью Команды, а сохраняется подкупом и милостью Судьбы.

глосса а:

Система РФ является не государством, а государственностью – таков порядок распоряжения пространством в ее границах.

Вызов пространства тяжел для государственных образований на этой земле, от Московского царства и Российской империи до Советского Союза и РФ. Ответом на вызов становятся все более эксцентричные модели государств. Система РФ следует тренду государственной эксцентрики. Она еще удивительней, чем Советский Союз, хотя и не более великолепна, чем тот.

Все российские государственные системы отвечали критерию пространственной неопределенности. Советский Союз, достигнув полного признания лишь незадолго перед исчезновением, до конца не отказывался судить порядок жизни других народов. Эта вечная брешь в легитимности позволяла злостно приписывать КПСС цель мирового господства. Система РФ также имеет трудности в отношениях с пространством.

Сохраняется проблематичное отношение к восточным русским землям. Пространственная идентичность власти обрывается на Урале. То, что там дальше, – это «очень далеко». Наводнение на Амуре, катастрофичное для тысячекилометрового макрорегиона, воспринимают слабей, чем подмосковный пожар на торфяниках. Иллюзорна московская вера, будто высылка неугодных граждан за Урал решает вопрос о них. (Эту иллюзию власть делит с населением.)

Слово «регион» значит «где-то в глуши», «региональный» означает «второстепенный». Кавказ запальчиво трактуют как «наши южные регионы», но место, жителям которого нельзя «наглеть». Пусть живут у себя, а оказавшись в Москве, ведут себя незаметней. Как и русские земли за Уралом, оставаясь «нашим», Кавказ не смеет быть кем-то.