Системный сбой (СИ)

Придя в себя, Самохин не сразу сообразил, что произошло и где он находится. Вокруг всё плыло, отчётливо пахло смертью. Первой мыслью было: засада! Караван обстреляли проклятые духи! Хорошо, если просто так, для устрашения, есть шанс уцелеть. Но если это обдолбленные дурью фанатики – точно кранты! Такие никого не пощадят. Выжившим отрежут головы, тела скормят собакам. Мёртвых тоже скормят собакам, как и тех, кому отрежут головы...

Самохин мотнул головой – кажется, контузило. Вовремя заорала дочь, вернув своим криком к реальности. Самохин вскочил, игнорируя подкатившую к горлу дурноту. Принялся кружить во тьме, как пёс, потерявший след. Память медленно возвращалась, пичкая событийность жуткими сценами. Атака с воздуха. Мёртвая Галина. Адская тварь, пытающаяся укусить Иринку за ногу... Наконец удалось сжать в кулак сломанную руку. Всего-то нужно было заткнуть подальше страх! Испытывая прилив адреналина в крови, Самохин бросился на поиски дочери.

Грохнул выстрел. Из мглы прилетела отброшенная отдачей Иринка. Самохин только и успел, что выставить руки. Оказавшись в объятиях отца, Иринка вновь и вновь жала на спуск, благо патроны в обойме закончились. Как такое возможно Самохин не понимал. Он заряжал три патрона: для себя, Галины и дочери. Да, он без колебаний нажал бы на спуск, как это мгновением раньше проделала Иринка. Но ведь, тогда получается, он бы проиграл... А дочь и не думала сдаваться: она вела бой, а значит была сильнее.

Она и впрямь была дочерью старшего сержанта Самохина, не раз и не два накрутившего хвоста смерти, которая явилась только сейчас, обиженная, чтобы забрать должок.

Для полноты картины оставалось только прослезиться, однако грохнул выстрел, оборвав цепочку сантиментальных мыслей. «Наверное, повредился при обвале, потому столько осечек!» – пронеслось в голове. В следующий миг Иринку сдёрнуло с груди, как если бы мелкую привязали верёвочкой за ногу к скоростному вагончику в парке развлечений «американских горок»!

Самохин толком и сообразить не успел, что произошло. Последнее, увиденное им – это бросок обозлённой твари, которой первым выстрелом раскурочило основание черепа. Второй запоздалый выстрел – если быть точным, уже третий, так как первый Самохин, не сумев сдержаться, вогнал в ухмыляющуюся рожу бати на фотокарточке в кабинете, потому что тот снова обозвал его лузером, который не может защитить семью, а значит, и сам плохо кончит!.. Так вот, третий выстрел откинул гада прочь. Куда так решительно сдёрнула Иринка, Самохин не мог взять в толк.

- Папочка! – Крик дочери и суета на месте отсутствующего балкона вывели из оцепенения.

Самохин вскочил, ринулся на звук. Чудом затормозил, не вывалившись с девятого этажа. «Ну на кой, спрашивается, селиться так высоко?! От кого ты хотел укрыться? Кому что собирался доказать?! Чёртов контуженный идиот!» – орал в голове батя, брызжа слюной, а самое стрёмное было в том, что именно сейчас батя был прав!

Обзывая себя последними словами, Самохин смотрел на разрушенный до основания город, и на огромный огненный гриб, медленно растущий на залитом кровью горизонте.

- Чёртовы Малинищи! Они ж как раз в той стороне. Димка...

- Папочка!

Самохин вздрогнул. Опустился взором ниже. От увиденного скукожилось всё ниже шеи.

Иринка повисла над пропастью, держась белыми от напряжения пальчиками за металлический штырь, торчащий из уцелевшего балконного основания. Всё было бы ничего – Самохин даже попытался себя успокоить, попутно бухаясь на отбытые коленки, – если бы не одно «но»... Орала дочь вовсе не потому, что не могла самостоятельно вскарабкаться обратно. Собственно, и поэтому тоже, но в большей степени из-за того, что её держали за ногу, силясь утянуть вниз, чтобы напоследок нагадить Самохину, который всё же победил. Хотя и понятно, что победила дочь, а он даже жену прикрыть не сумел, «грёбаный меркантильный ублюдок»!

Пока Самохин занимался неуместным самобичеванием, сравнимым с бездействием, чёрная от смазки ручонка Иринки соскользнула. Девочка заверещала, а тварь с простреленным крылом подло дёрнула за ногу вниз...

До конца своих дней Самохин не мог понять, как он всё же успел. Ни саднящие бока, ни сломанная рука, ни орущий в контуженной по жизни голове батя – не сумели помешать ему спасти дочь. По сути, единственный смысл, оставшийся у него в этой жизни, был сохранён. На время, потому что поганая тварь и не думала отцепляться.

Иринка моталась в позе звезды над бездной, орала, такое ощущение, на весь город, а Самохин держал дочь за скользкую руку, думая о двух нелепых банальностях: где мелкая раздобыла столько сладостей, чтобы конкретно уделаться с головы до ног, и почему до сих пор не вышли соседи, ведь гвалт стоит не на одну сотню децибел?