Сицилия – верное лекарство от хандры. Часть 3 (СИ)

- Это не твое, быстро разъединяйся, - негромко приказала она, подруга у меня может быть и нерешительной, и нюней, но когда видит, что нужна помощь кому-то другому, сразу мобилизируется и выдает четкие инструкции.

Черт, а я действительно, опять вляпалась в ощущения родственницы. Психологией и прочими вещами, касательно психики не увлекаюсь, но несколько раз Василина просила поучаствовать в расстановках в качестве заместителя. И вот тогда я впервые испытала чувства, о которых даже не догадывалась, что подобное можно чувствовать и мучится этими чувствами. Натурой я оказалась на редкость чувствительной, потому Васькин психолог, который устраивал все это безобразие, на первой же расстановке научил меня разъединяться с не своими чувствами и эмоциями. Вспомнила, сделала и мгновенно все прошло. Вот чего бы мне раньше не вспомнить об этом. А так несколько седых волос явно прибавила себе. Балда!

Уже другим человеком вернулась к столу, спокойно села на свое место, перевернула первый лист альбома. Старые фотографии, но хорошо сохранившиеся, листаю альбом, слева слышу дыхание Сильваны, справа взволнованное Васькино и напряженный взгляд мамы и бабушки. Психически неуравновешенную родственницу приобретать уже не сильно им хочется. Андреа не в счет – ему, по-моему, все равно.

Переворачиваю следующий лист и забываю как дышать, ручонки опять начинают трястись, прячу их под стол, но они сильнее трясутся, подталкиваю их под ягодицы, прижимая всем телом все усиливающуюся дрожь, но это уже не страх, а волнение и мозг впадает в прострацию.

У Васьки тоже в зобу дыханье сперло, она аккуратно ставит бокал с вином на стол, нагибается ближе к альбому, потом дальше и переводит удивленно-ошарашенный взгляд на меня.

Все-таки они. На меня смотрит точная копия моей картины, оставленной в номере: Василиса и Марк, сидящие за столиком под белым зонтом, а вдалеке море. Только фотография серо-белая, но поза, взгляд, задний план – как будто я с натуры рисовала.

- Как такое может быть? – одними губами спрашивает меня подруга.

Я в ответ могу только пожать плечами. За столом тишина, мертвая, гробовая и все в черных платьях. Я, наконец, проталкиваю комок в горле и еле слышно шепчу ей:

- Переверни страницу.

Васька начинает переворачивать, Сильвана помогает, через два листа я узнаю Марка, Василису вместе и по отдельности, узнаю их, даже видя эти фотографии впервые. Я просто знаю, что это они и более того, я опять начинаю чувствовать то же, что и Василиса, когда ее фотографировали. При виде фотографий Марка внутри теплым комочком мурлычет нежность, теплота, любовь. Не помню сколько фотографий в нашем альбоме сохранилось этой пары, Василисы штук восемь-десять в разное время, фото Марка одна или две, где они вместе. А тут штук семь, где они вместе, Василисы отдельно штуки четыре, ну Марка, понятно гораздо больше.

- А ты знаешь, - тихо нарушила тишину подруга, - ты на нее очень сильно похожа. Вы разные, но очень похожи. А Андреа совсем на Марка не похож.

- Мне бы выпить, а еще лучше закусить, - постаралась незаметно стряхнуть холоднющие руки под столом, дрожь прошла, но они словно обессилили.

Фотографии были размещены не в хронологическом порядке, их просто наклеили, чтобы сохранить фотоархив, потому маленький Марк оказался в середине альбома. А на последней странице групповой снимок родительской семьи Марка, где он совсем молодой, наверное, еще до встречи с Василисой, его родители, пара девушек в светлых платьях и…

- А это Антон, - провела пальцем по лицу второго мужа Василисы, не видя ни разу его изображения, я просто знала, что это он.

Сильный, волевой человек, я бы даже сказала, жесткий и опасный. Внутри ощутила грусть, сожаление и, как ни странно, жалость к нему. Подруга наклонилась ближе к фотографии.

- А вот на Антона Андреа очень похож, - удивилась она.

Я взглянула на братца. Действительно, похож, и подбородок квадратный Антона и выражение глаз его, даже поза сейчас его. Марк на фотографиях более мягкий. М-да, Васькины расстановки отдыхают, по сравнению с тем, что можно увидеть в обычной жизни.

Я, наконец, подняла глаза на уважаемый суд присяжных, сидящий напротив нас, в лице Андреа, Мамы и Бабушки.

- Ты – моя Василиса, - как доказательство абсолютно ясной для него теоремы произнес Андреа, и улыбнулся открытой, счастливой улыбкой.

С ним потом… Что у нас с мамой Даниеллой? Мама на пару с бабушкой прижимали платки к глазам, видимо, их так расчувствовала моя реакция на их семейный альбом. Ну? Что сказать, я не то, чтобы расчувствовалась, а вот ощущение приближающейся катастрофы стало глобальнее, может ну его нафиг, не надо было копать все это…

- Василиса, - проговорила мама Даниелла, - ты наша, ты наша девочка, - и начала что-то быстро-быстро говорить бабушке Антонии.

Не знаю на каком языке она это произнесла, но мы поняли ее сразу.

- Ну что? С родственниками тебя, - еле слышно произнесла подруга, - во Годислава Драгорадовна порадуется-то. Мне прям не терпится ей самой позвонить.