Сюрприз в рыжем портфеле

— Да уж дальше некуда! — запальчиво сказала Ткаченко. — Построили ясли. Мы там три месяца назад всю отделку закончили. А до сих пор не открывают: воду не подвели.

— Подожди. Ты кто? Местком? Партком?

— Ни местком и ни партком. А наша бригада над яслями шефство взяла.

— Так это надо было у Чаевых спросить.

— Спрашивали — не отвечает.

— Как не отвечает?

— Так. Пожимает плечами. Разводит руками.

— Рано, стало быть. Не готово.

— Как не готово?! — всплеснула руками Ткаченко. — В новый дом Тюрикова теплую воду провели? Провели. А он еще дальше, чем ясли, от котельной…

Валя остановилась, чтобы перевести дух. Ромашкин подмигнул ей: так, мол, правильно, режь!

— Никакого внимания к быту людей на стройке! — заключила вдруг Ткаченко.

— Но это уж слишком! — вскипел Росомахин. — Посмотри кругом! Что мы понастроили!. Ну, бывают временные трудности. Но надо преодолевать. Мы авангард…

Ткаченко не дала ему договорить:

— Авангард? Настоящие авангардисты теплую воду сначала в ясли проводят, а потом уже дальше — в свой персональный дом!

Росомахин тяжело встал из-за стола и, сопя, произнес:

— Это дерзость! Со мной еще никто никогда так не разговаривал. Ты знаешь, что несешь? Хныкать на стройку приехала? Нам таких людей не надо! Подавай заявление и уезжай.

Ткаченко повернулась и выбежала из кабинета.

Росомахин опустился в кресло, хотел закурить, но вдруг раздавил в руке спичечный коробок, отбросил его в сторону. Сказал:

— Какова девка, а?

— Настоящая казачка! — пояснил Ромашкин. — Характер!

— Казачка? Откуда она?

— Донская. Работала бригадиром на рыбоконсервном комбинате. Жила с матерью. Потом решила, ехать на вашу стройку. Мать — ни в какую! Все ее вещи в шкаф заперла. Так и уехала налегке. А с ней вся ее бригада — одиннадцать комсомолок.

— А ты про это откуда знаешь? Сам здесь без году неделю…

— Разведка доложила. Есть и более подробные сведения. Она на втором курсе института учится, заочно. Учебники ее дома остались: мать и их заперла. Писала ей дочь — не отвечает. И книг не высылает. И вот одиннадцать девчат, не сговариваясь, каждая в отдельности написали своим родителям письма: пришлите такие-то книги. И почти в один и тот же день в город пришло одиннадцать одинаковых посылок с книгами…

Росомахин слушал Костю не очень внимательно, но слова «казачка» и «характер», видимо, произвели на директора определенное впечатление. Такие, как Росомахин, сами с «характером» и порою способны уважать других, которые тоже с «характером».

— Так вот зачем я позвал тебя… — рассеянно продолжил Росомахин начатый разговор, но за дверью послышался нарастающий шум, и вслед за тем в кабинет ворвалась целая группа чернобровых девчат в синих комбинезонах и в таких же, как у Вали, пестрых косынках.

— Казачки! — предупредил Росомахина Костя.

Одиннадцать девчат сгрудились вокруг директорского стола и стали говорить все сразу. Из общего гвалта можно было разобрать только отдельные слова:

— …увольнять?

— …мы тоже!

— …заявления…

— …уйдем!

— …все вместе.

— …требуем!

Росомахину пришлось несколько раз шлепнуть ладонью по столу и прокричать, словно на школьном уроке:

— «Ти-ше! Ти-ше!»

Девчата стихли.

— Скажите, это правильно, да? — спросила директора Аня-большая.

— …не по нраву пришлись Валины слова? — продолжила Светлана.

— …и за это «с приветом»? Скатертью дорога? — добавила Вера-черненькая.

— А мы сейчас все одиннадцать подадим заявления! — пригрозила Аня-маленькая. — И в заявлениях напишем, почему уходим со стройки…

— Правильно! И — на вокзал! С песней. Не испугаемся, — заключила Глаша.

Росомахин снова постучал по столу.

— Стойте, девчата, давайте разберемся. Ох, и трудный это народ — женщины!

— С женщинами лучше не воевать, — солидно сказала Аня-маленькая. — Мы вредные.

— Вот что, вредные, садитесь. Чего вы так распалились? Ну, получился крутой разговор… Бригадирша ваша погорячилась. И я, понимаете, не сдержался. Я не какой-то особенный… Такой же человек, как и все. Все ходят ко мне, просят. Один — одно, другой — другое. А я что, из кармана достану? Что я могу без вас, без коллектива? Конечно, Росомахина критиковать легче всего. Но я мужик простой. Критики не боюсь. Скажут мне в глаза: «Ты, Сидорыч, не туда хватанул», — учту, поправлюсь…»

«Артист, — подумал Ромашкин. — Мхатовец старшего поколения!»

— Ну, вы, девчата, продолжайте, а я пойду Валю успокоить, — сказала Аня-большая.

— Да, да, успокой-ка ее! — посоветовал Росомахин. — Что там расстраиваться?

В дверях Аня столкнулась со специальным корреспондентом, газеты «Слово за слово» Сусанной Сударченко. Она, как всегда, была с блокнотом и фотоаппаратом. Быстро обведя глазами сидящих, спросила:

— Здесь что-то происходит?

— Да вот советуюсь с девчатами, — благодушно ответил Росомахин. Затем представил ее присутствующим: — А это наша, так сказать, пресс-группа — товарищ Сударченко.

— Восхитительно! — оживилась Сударченко, расчехляя фотоаппарат. — Новое в управлении производством! Директор советуется с девчатами! Об этом можно рассказать на весь Советский Союз!