Сюзанна и Александр

В отсутствие мужа скучать мне не приходилось. Граф де Бурмон прямо из-за стола увлек меня в сад, невзирая на то что там было сыро; мы гуляли до самого обеда, пока я окончательно не промочила ноги. После обеда мы отправились в конюшни, где я показывала графу наших лошадей, затем ловили сазанов в озере, смеялись и разговаривали. Настроение у меня было прекраснейшее; сегодня, в свежий прохладный день, мне даже дышалось легче, и румянец разливался по моим щекам. Было так приятно сознавать, что тобой любуются.

Я старалась держаться очень мило и приветливо, однако так, чтобы граф ни на что не рассчитывал, ибо никакой серьезной связи я заводить не собиралась. Самое большее, что ему было позволено, — это поддержать меня за талию, когда мы перепрыгивали через ручей. Граф, похоже, хорошо понимал, что можно, а чего нельзя, и это меня успокаивало.

Уже близился вечер, когда мы вернулись. Бурмон увлек меня к качелям, врытым среди каштанов, расстелил свой сюртук и пригласил меня сесть. Я села. Граф, стоя сзади, не спеша раскачивал качели; я смеялась, слушая его рассказы об англичанах, их чопорности и их дурном вине и сыре. Глаза у меня сияли. Отбрасывая назад влажные волосы, я заметила, что рука Бурмона касается моего плеча.

Затрещали сучья под чьими-то шагами. Я оглянулась. К нам подходил Александр с хлыстом в руке. Его высокие ботфорты были по колено забрызганы грязью, грязь была даже на белом воротничке рубашки. Нахмурившись, он смотрел на нас. Бурмон убрал руку и после недолгой паузы произнес:

— Рад вам сообщить, герцог, что ваша прелестная супруга не скучала. Мы хорошо провели время.

— Это единственное, что меня беспокоило.

Тон Александра был язвительный, и он даже не старался как-то это скрыть. Мрачно поглядев на графа, он добавил:

— Я вам бесконечно признателен, господин де Бурмон, что вы взяли на себя обязанность развлечь мою супругу.

— Никогда не делал ничего более приятного. Однако, как говорится, пора и честь знать. Безусловно, внимание мадам дю Шатлэ теперь принадлежит вам.

Они раскланялись и обменялись еще несколькими словами, в которых очень чувствовалась натянутость. Сознавая, что их отношения становятся напряженными, я тем не менее сказала напоследок:

— Господин де Бурмон, я надеюсь увидеть вас сегодня в гостиной — мы устроим чаепитие для гостей. Вы придете?

— Как вы можете сомневаться?

Он ушел. Я все так же сидела, запрокинув голову, чуть отталкиваясь ногами от земли и качая качели. Александр подошел, и его рука опустилась на спинку сиденья.

— Вы уверены?

Я перестала качаться.

— В чем?

— Вы уверены, что ваш чай будет хорош?

— Вы бы лучше сказали, как прошла ваша поездка, — произнесла я безмятежно. — Большие ли убытки нас ждут?

— Немалые.

Помолчав, он добавил:

— Добрая треть посевов потеряна. О второй трети трудно сказать, доживет ли она до жатвы.

Я забеспокоилась.

— Александр, но что же мы будем делать?

— Надо отдать ко всем чертям эти земли в аренду и не возиться больше с ними.

Он сказал это грубо, отрывисто, и по его тону я поняла, что неприятности действительно серьезны и он сильно огорчен.

— Поместье принадлежит Филиппу, — сказала я. — Мне бы хотелось, чтобы оно было доходным.

— Вы же знаете, что у меня нет времени этим заниматься.

— О да… Вас увлекают другие дела.

— Вас — тоже. Вы предпочитаете разгуливать по парку в компании этого сопляка и слушать его россказни. Вы хоть видели сегодня Филиппа?

Наступило молчание. Голос герцога звучал сухо и раздраженно, но мне было трудно назвать его слова лишь проявлением ревности.

— Я видела Филиппа утром, — произнесла я спокойно и неторопливо. — Вам, видимо, невыносимо замечать, что не все мужчины чувствуют ко мне такое же пренебрежение, как вы.

— Как далеко вы намерены зайти в своем флирте с Бурмоном?

Я подняла голову, глаза у меня блеснули.

— Это вас не касается. Вам следовало бы поскорее забыть о том, что я ваша жена.

— Вот как? Когда же нас развели?

— Одиннадцать дней назад.

— Этот развод, похоже, не был обставлен такими формальностями, как тот, о котором ходатайствовал я.

Я молчала, кусая губы. Сырость все сильнее обволакивала парк, силуэты каштанов размывались светлым туманом. Вечер был влажный, холодный. Из глубины парка до нас долетали шорохи и шепот деревьев. Запахом мокрой после дождя земли, терпкой жимолости и майорана дышал сад. Становилось темно; сквозь заросли пробивался лишь слабый отблеск света, лившегося из окон замка.

Я передернула плечами и зябко поежилась. В тот же миг теплая рука герцога сжала мой локоть — ласково, нежно, так, что волна тепла разлилась по моему телу. Я не шевелилась.

— Вы замерзли, — сказал он тихо, гладя мой локоть. — И у вас капли дождя сверкают в волосах. Как алмазы.

Я взглянула на него, и он даже в сумерках увидел, как холоден мой взгляд. Александр отпустил мой локоть и отступил на шаг. Потом, с силой сжав хлыст обеими руками, проговорил:

— Пойдемте, наконец, в дом. Нас ждут.