Сюзанна и Александр

У Елисейского дворца развевались трехцветные знамена, деревья были украшены разноцветными гирляндами. Можно было заметить карету, окруженную эскортом блестящей национальной гвардии, — она двигалась медленно, и я вдруг поняла, что это именно ради нее устроены все эти почести.

— Так что же происходит? — пробормотала я.

Едва произнеся это, я вспомнила то, о чем трубили все газеты, о чем знали даже в глухих уголках Бретани: генерал Бонапарт после заключения мира в Кампоформио как триумфатор возвращается в Париж… Его ждали неисчислимые почести и слава миротворца.

Бесконечная война давно надоела всем. Более пяти лет длилась она с переменным успехом: французы то побеждали, то отступали. Победы радовали мало, хотелось одного — мира. Вот почему Бонапарт с его Кампоформийским мирным договором был встречен в Париже с такой радостью. Директория, особой любви к генералу не питавшая, под давлением столь явно выраженных восторгов была вынуждена устроить ему пышную встречу в Люксембургском дворце. По всей видимости, именно туда сейчас Бонапарт и направлялся. Бесчисленные толпы народа приветствовали его.

Наша карета мало-помалу продвигалась вперед, и мне, припавшей к окошку, на миг удалось увидеть Бонапарта. Я заметила четкий римский профиль на фоне темной обивки, увидела худое бледное лицо с бесстрастным выражением и сжатыми губами, редкие длинные волосы, падавшие на лоб и плечи. Глаза на этом бледном лице горели как два угля. А высокомерие, таившееся в изгибе губ, меня поразило. Пожалуй, даже Людовик XIV не взирал на толпу с таким презрением.

В остальном внешность его была ничем не примечательна. Я убедилась, что слухи правдивы: Бонапарт некрасив и тщедушен. По крайней мере, чего-то особенного, что притягивает женский взгляд, в нем не было. Шарм ему придавала слава полководца; без этого редко какая женщина, встретив его в толпе, обратила бы на него внимание.

— Да здравствует генерал Бонапарт!

Эти крики, сливавшиеся в общий нестройный гул, действовали мне на нервы.

— Глупцы, — пробормотала я с презрением. — Они не видят, что в его пресловутом мире кроется зародыш войны…

Кучер соскочил с козел и подбежал к окошку.

— Мадам! Прикажете ехать вслед за гвардией?

Я возмутилась.

— Еще чего! Мы не собираемся сопровождать Бонапарта. Мы едем домой.

— Но, тетя! — пробормотал Ренцо.

— Это не подлежит обсуждению, — отрезала я. — Бонапарт не дождется, чтобы карета с гербом дю Шатлэ следовала в его эскорте.

С горем пополам мы освободились из объятий толпы, и кучер направил лошадей к Елисейским полям, чтобы выехать к саду Тюильри.

Случившееся еще раз дало мне понять, что нынешний Париж — это не мой Париж. Я совершенно перестала понимать его жителей. Одному Богу известно, смогу ли я привыкнуть ко всему новому и прожить здесь до самого лета — именно такой срок мне, видимо, понадобится, чтобы уладить то, ради чего я приехала.

Мы ехали жить в отель дю Шатлэ, что на Королевской площади. Честно говоря, само это название вызывало у меня ужас. Семь лет назад именно здесь я потеряла Луи Франсуа. Теперь мне предстояло пересилить это и здесь жить. Пожалуй, только Маргарита могла бы догадаться о моих чувствах.

Уже смеркалось, когда мы подъезжали к месту, и небо — днем такое серое, свинцовое — приобрело сиреневый оттенок. Карета проехала мимо сквера, окруженного решеткой, ее колеса прогрохотали под колоннами, поддерживающими арки и своды домов; так много лет назад здесь проезжали принц Конде, Нинон де Ланкло, мадам де Лонгвилль — бывшие мои соседи… Я приказала остановиться и вышла из кареты. Я уже видела наш дом — большой, окруженный вековыми липами, расположенный между отелями де Шолн и де Роган. Когда-то в юности, проезжая мимо, я и подумать не могла, что этот дом станет моим домом, а Александр дю Шатлэ — моим мужем.

Накрапывал дождь. Под арками зажигались фонари и вспыхивали, озаренные низким красным солнцем, трубы.

— Здесь хорошо, — пробормотала Аврора, подходя ближе.

— Да, — подтвердила я. — Здесь хорошо.

Я пешком, перепрыгивая через лужи, подошла к дому и сильно постучала. Дверь мне открыла служанка.

— Слушаю вас, — сказала она сурово.

— Я — мадам дю Шатлэ.

— Вы приехали повидать господина Риджи?

— Я приехала сюда жить.

Она, видимо, даже не слышала обо мне. Но я не печалилась. Сейчас я увижу брата, на которого был оставлен дом, и все образуется.

И хотя я впервые переступала порог этого дворца и все здесь было для меня чужим и необычным, я сказала, оборачиваясь и обращаясь к Авроре:

— Девочка моя, мы приехали домой.

2

Первую ночь под крышей этого дома я провела без сна. Тысячи мыслей осаждали меня, бились в мозгу. Я лихорадочно садилась на постель, охваченная одной-единственной заботой: как вернуть Александра.

Я не видела его три месяца, с тех пор как переворот 18 фрюктидора заставил его вновь уехать в Англию. Это случилось внезапно и застало меня врасплох. Еще вчера я была счастлива и уже сегодня осталась одна — именно так все это и произошло.