Сюжет Бабеля

Эксплуататоры и эксплуатируемые существуют и в еврействе, вражда между ними очень велика и борьба ведется — по крайней мере до недавна велась, — с большим обоюдным ожесточением.

Но размеры борьбю , обстановка борьбы совершенно не та, что у г. Юшкевича. Я бы скорее допустил, что Король его типичен сам по себе, как вариация старого типа жида-стяжателя (конечно, г. Юшкевич этого не имел в виду): но в своей классовой позиции, как хозяин эксплуататор, Король совершенно не характерен для еврейского социального плаца. Этот плац есть сплошное царство мелкого хозяйства, крохотных лавочек, крохотных мастерских, крохотных фабричек с крохотным количеством рабочих, почти всегда юношей в самом зеленом возрасте. Хозяин такой лавочки или фабрички всегда под рост своему делу: это приблизительно такой же бедняк, как его рабочий, только с тою разницей, что хозяин старше и благословен от Бога семьею. Это не мешает ему быть эксплуататором и выжимать соки из запроданного ему труда: напротив, именно бедность и удваивает его усердие в этом направлении, и недаром крупное производство не знает ничего подобного тем формам экономического угнетения, которые свирепствуют в мелком ремесле. Но это все-таки не Гроссман. Это не Король, в тот же раб, тот же поденщик, осужденный силою вещей или голодать, или драть шкуру со своего ближнего, со своего же брата бедняка. Еврейская классовая борьба не есть борьба между могущественным Королем и стиснутыми в его руке вассалами: это драка между двумя каторжниками, прикованными к одной и той же тачке, борьба на ничтожном пространстве, где нельзя развернуться, где при наивысшем напряжении сил, при самой полной победе рабочий не может вырвать у своего душителя ничего, кроме ломанного гроша, потому что ломанный грош цена настоящему еврейскому Гроссману со всей его амуницией...

Такова и только такова картина социального конфликта среди еврейства. Об этом неопровержимо говорит не только статистика — это бьет в глаза, это знают на ощупь все, кому приходилось интересоваться и наблюдать. И в этих-то крохотных мастерских и выросло еврейское рабочее движение, и сюда надо было пойти, чтобы уловить отражение обще-человеческого социального процесса в еврейском зеркале, а не в единичные, для еврейского хозяйства совершенно исключительные оазисы крупного капитала. Тогда получилась бы не только большая правда, но, быть может, и более глубокая драма; ибо на месте Гроссмана, мечтающего о могуществе, был бы Гроссман, мечтающий об ужине, о топливе, о квартирной плате, и не своею злою волей, а роком, которого имя — национальная нищета, вынужденная душить и угнетать. И вместо брошюрно-шаблонной психологии эксплоатации с одной стороны и эмансипации с другой, автору удалось бы тогда проследить до первоисточника нечто гораздо более трагическое, гораздо более ужасное — проследить зарождение того социального разврата, который мы называем анархией, и которого бациллы ютятся именно в глубокой бесплодности этой безнадежной борьбы между нищим трудом и нищенским капиталом, в этой кукольной трагикомедии, напоминающей бурю в стакане — стакане горечи и слез...

Владимир Ж.

Приложение 2 С. Мельников. Письмо И. Бабелю от 4 июля 1924 г{517}

Берлин 4-го июля 1924 г.

Уважаемый тов. БАБЕЛЬ,

Нижеподписавшемуся друзья указали в журнале «Красная Новь» (книга 3-ья апрель-мая 1924 г. из книги Конармии >) две статьи, ТИМОШЕНКО и МЕЛЬНИКОВ на то место, где указано, что командир І-го Эскадрона МЕЛЬНИКОВ после неудачной попытки получить обратно от Начдива в резерве ТИМОШЕНКО белого коня, страдая по нем и до того дошел, что подал заявление военкому Эскадрона о выходе из Р.К.П.(б)