Сюжет в центре

Отчёты, как правило, ложились на полку среди прочих секретных работ. Как астрономы, исследующие механизмы Вселенной, развивающиеся собственным путём, они не влияли на ход работ. Такая творческая невостребованность вела к поиску самостоятельности.

Раушенбах принадлежал к сложившемуся после войны типу современного руководителя. Он был сдержан, ироничен, открыт, и в разговорах с подчинёнными неизменно оставался над схваткой. Своих эмоций, кроме доброжелательной насмешливости, он обычно не проявлял, и демонстрировал легкий стиль поведения в любой обстановке. Не легкомысленно легкий, а позволяющий среди массы иных забот легко решить и текущие насущные проблемы.

Взаимодействовать с Борисом Викторовичем было чрезвычайно легко, и часто даже самые сложные решения принимались без усилий на ходу. В его решениях не было политики, того, что, как правило, усложняет жизнь, и всё делалось логично и просто. Не легко, должно быть, созерцательному учёному стать техническим руководителем. Такое свойство, мне кажется, присутствует в личности. Умение увлечь других, умножить свой потенциал зачастую ценой качества и не пожалеть об этом. Это не всем дано. Подобно режиссёру носитель идеи нуждается в исполнителях, способных идею осуществить.

«Нет, я не создан руководителем», откровенничал Раушенбах. Впрочем, казалось, никакого руководства и не было. Существовало только взаимодействие озабоченных делом людей при поставленной временем проблеме.

Не раз меня поражала необыкновенная способность Раушенбаха делиться перспективной работой, которую он мог отлично сделать сам. Это множило число участников. Раушенбах действовал тактично и каждому казалось, что именно он незаменим в этом новом деле, а дело действительно его.

Я столкнулся с подобным сразу, попав в НИИ-1. Мне поручили написать отчёт по перспективным управляющим двигателям космических аппаратов. Отчёт был требованием Постановления правительства и доложить его итоги самому БэВэ казалось сам бог велел. Но перед коллективным мозгом НИИ-1, возглавляемым академиками Мстиславом Всеволодовичем Келдышем и Георгием Ивановичем Петровым, БэВэ велел выступить мне – исполнителю, работавшему в коллективе без году неделю.

Совсем иначе даже в мелочах вели себя иные начальники даже в не особенно важном. Когда Чертоку стукнуло 60 лет я написал поэму – приветствие от коллектива и, хотя начальник отдела Легостаев пригласил меня на официальное чествование, прочесть поэму перед всеми довелось не мне. Читал её Легостаев, читал он плохо, путался, а автор смог бы, конечно, внести в действо живую струю.

Для Раушенбаха это было в порядке вещей. Приехал к нам как-то некий изобретатель с плазменным двигателем. Его работа отчего-то демонстрировалась в воде. В аквариуме возникал плазмоид и измерялся его реактивный толчок. Перед его приездом Раушенбах попросил меня посчитать диапазон требуемых двигательных параметров для спектра автоматических станций и пилотируемых кораблей, что я, разумеется, и сделал.

Изобретатель начал разговор с «политеса», с общих знакомых, при этом часто фигурировал Совмин. Мы вместе с Игорем Шмыглевским терпеливо ждали окончания светской беседы и своей очереди. Но в этот раз Раушенбах нас ни о чём так и не спросил. Он выдал сам требуемые параметры, некий необходимый коридор. Он посчитал их сам, что было не просто, и с данными не погрешил. Изобретатель, правда, тогда не пришёлся ко двору: слишком мизерным оказался импульс его плазмоида.

Легенды рождаются из немыслимых совпадений. Приятель семьи Раушебаха археолог и скульптор М.М. Герасимов, прославившийся реставрацией обликов давно ушедших людей, стал свидетелем одного из них. Так получилось с гробницей великого Тамерлана и её предостережением – не вскрывать гробницу под угрозой начала войны. Могилу вскрыли 21 июня 1941 года, а на следующий день началась ужасная и кровопролитная отечественная война.

О Раушенбахе ходили легенды, что он сказочно богат, хотя в своих воспоминаниях он говорит о практической нужде. Передавалась байка о том, как кто-то из наших не слишком щепетильных сотрудников попросил его одолжить ему деньги. «А где мы едем?», – лишь поинтересовался Раушенбах, словно везде, в разных сберкассах Москвы у него хранятся немереные деньги, хотя особых денег у него не было. Он был просто отзывчивым человеком и не мог отказать.

Это была яркая и противоречивая фигура. Что в ней было основным? Потрясающая скромность, невероятных размеров, от которой окружающим казалось, что они в чём-то его превзошли, хотя на деле всё было не так. Скромность Раушенбаха не была ни хитростью, ни приёмом и, вероятно, он всех достойными считал. Ещё неизменно присутствовала ирония, с которой трудности преодолевались улыбаясь, походя. Он был чужд обычной человеческой мелочности, зависти, обид, мстительности. Он жил легко. Он ещё умел внести элемент праздничности, отчего и в будни с ним было светло. Он был постоянно окружен талантливыми молодыми людьми, и свита делала короля.