Сюжет в центре

Елисеев действовал единовластно. Хотя в войну это называли по-другому: «как полководец» или как самодостаточный военачальник. Многое называли тогда боевыми терминами: «битва за хлеб», «битва за Космос». Сделал он многое, но у него обнаружились зачатки тирана. Он не стеснялся с людьми заслуженными. Так на одном техническом совещании он спросил: «А почему нет никого от отдела космонавтов?», хотя перед ним сидел заместитель начальника этого отдела Сергей Николаевич Анохин – заслуженный лётчики-спытатель и вообще легендарный человек. Прилюдно это звучало обидно.

В отношении космонавтов к Анохину присутствовал двойной стандарт. Они представляли масштабы его фигуры и готовы были отдать ему должное в речах и разговорах, а по делу порой выходило наоборот. Анохин был для них символом, уважаемым и в среде лётчиков. Они славили Анохина в праздники и игнорировали в будни.

Анохин вспоминал, что ещё недавно Лёша Елисеев вёл себя совсем иначе. Он подстерегал Анохина на лестнице, напоминал, просил. Вместе они придумали убедить руководство фирмы ввести должность шефа-космонавта испытателя королёвской фирмы по аналогии с авиационной практикой. И на эту роль Анохин предложил рвущегося вперёд Елисеева. Такое удалось и Елисеев за короткое время слетал больше всех, что и послужило наряду с его несомненными организационными способностями основой его ошеломляющего служебного роста.

Конец его карьеры трагичен. Сначала противостояние с соседом по думской скамье – Ельциным, где для изолирующей прокладки между ними, сидящими по алфавитному порядку, посадили маленькую женщину, представительницу народов Севера, депутата Евдокию Гаер.

Наступило особое переходное время Ельцина. Были утрачены критерии, многие надели маски. Так жестянщик с нашей фирмы в Думе представлял себя за одного из тех, кто выковал «щит и меч Родины». Поменялись акценты. Елисеев расстался с космонавтикой, получив многообещающий для научного карьерного роста пост ректора МВТУ имени Баумана. Но его диктаторские замашки не пришлись академической элите и его прокатили на очередных выборах. Дальше он был занят менеджерской деятельностью в компании производства отечественных компьютеров, но и на этом не преуспел и практически исчез с делового горизонта.

Человек, работавший с женой Елисеева Ларисой, рассказывал, что Елисеевы ностальгически скорбят по минувшим временам и порядкам. И получалось, что их время ушло.

С того берега…

О симметричной нам космической американской среде доходили до нас скудные сведения. Иногда демонстрировались фильмы о чужой технике. Однажды в ГОНТИ (Головном отделе научно-технической информации) демонстрировался американский обзорный фильм. Взлетали ракеты с космодромов на суше и из под воды, и, когда всё это стало достаточно надоедать, на экране появились титры: «Техника техникой, но не нужно забывать о женщинах» и пошёл показ красавиц в купальниках на конкурсе красоты. Это было необычно, и с показа расходились довольными.

Рядом с фирмой был вскоре выстроен новый ЦУП – Центр управления полётами, и гремела по всем его коридорам модная новорожденная звезда Алла Пугачёва. Космонавтика приоткрыла дверцу общения. Утверждён был проект «Союз-Аполлон». Управление теперь шло не из Евпатории. Елисеев создал чёткую управленческую структуру. В сеансы связи оттренированные группы заполняли ГЗУ – главный зал управления, похожий на кинотеатр с общим огромным экраном, с вспомогательными и индивидуальными на каждом рабочем месте в нескольких рядах.

В ходе полёта всем было интересно и большинство подключалось к циркуляру Руководителя Полётом – послушать, а коллективное дыхание в циркуляре выдавало этот секрет.

Мы стали общаться с иностранцами. В ЦУПе они находились в особой, называемой по инерции «американской зоне». Так пошло от проекта «Союз-Аполлон». В основном мы были похожими. Нас отличали мелочи. Из консультативной группы был как-то вызван для переговоров с экипажем американский специалист. Переговоры велись из Главного зала управления с пульта оператора связи. И он отправился туда со мной, захватив с собой бутылку минеральной воды, словно не смочив горло в очередной раз, он не смог бы разговаривать с экипажем.

У нас не принято ни есть, ни пить на рабочем месте, и мне как сопровождавшему было сделано замечание, а американский специалист недоумевал, отчего нельзя ведя переговоры постоянно прихлёбывать из бутылки воду, словно спасительный эликсир.

Герои и боги

Среди объявленных героев для нас богов не было. Готовящиеся в полёты для нас вообще были приготовишками. На нашей технике поначалу летали собачки и космонавты тоже были сначала для нас «собачками», которых требовалось возить. Конечно, это оказалось справедливым только для первых «туристических» полётов.