Сивилла

   Но вместо того, чтобы спать, Пегги Лу изо всех сил напрягала слух в надежде услышать хоть что-нибудь. Ей не нравилось, что ее отец и мать шепчутся о ней. Они часто шептались о ней за столом и, как она полагала, в спальне занимались тем же самым. Возмущенная чувством отверженности, рождавшимся в результате этого перешептывания, Пегги Лу бесилась также и из-за шороха простыней. Всякий раз, когда она слышала этот шорох, ей хотелось прекратить его.

   Каким облегчением было перебраться в верхнюю комнату вскоре после похорон бабушки Дорсетт и не слышать больше этот шорох!

   Вики не раз видела очертания *censored*а в состоянии эрекции. Она безбоязненно поворачивалась от тени на окне к тому, что происходило в кровати. То, что происходило в кровати, не всегда можно было различить, а когда оно было различимо, не всегда происходило одинаково. Иногда сгорбившийся Уиллард придвигался к Хэтти и взбирался на нее. Иногда же он начинал прижимать ее к себе, когда оба они лежали на боку.

   Поначалу Вики думала, что Уиллард, быть может, собирается раздавить Хэтти и убить ее, но Хэтти, вместо того чтобы умирать, вертелась вместе с Уиллардом. Они обнимались. Так это и продолжалось. Вики решила, что, если бы миссис Дорсетт не хотелось того, что он делает, она бы сумела остановить его. Во всяком случае, Вики понимала, что пытаться помочь миссис Дорсетт наверняка неуместно.

   Обычно лица мистера и миссис Дорсетт прятались во тьме, но иногда комната бывала достаточно освещена и Вики могла разглядеть их лица – напряженные, искаженные, деформированные, неузнаваемые. Оглядываясь с высоты своего жизненного опыта, Вики так и не смогла сказать, отражалось ли на их лицах выражение экстаза или какого-то болезненного несчастья.

   Вики часто чувствовала, что подсматривать нехорошо, однако она оставила терзания по этому поводу, сообразив, что, смотрит она или не смотрит, слышать их она будет в любом случае. К тому же ее разбирало любопытство. Было и еще кое-что другое: у Вики складывалось впечатление, что на самом деле Хэтти Дорсетт хочет, чтобы ее дочь видела это. Например, Хэтти частенько отбрасывала простыни в сторону – словно для того, чтобы продемонстрировать происходящее.

   Марсия боялась за безопасность матери.

   Мэри жаловалась, что ей не дают покоя.

   Ванесса была возмущена лживостью родителей, демонстрировавших в присутствии дочери сексуальность, которую они якобы осуждали.

   Наблюдало за этим сексуальным представлением в родительской спальне и еще одно «я» по имени Рути, проявившееся в ходе анализа, когда происходил процесс восстановления первичной сцены. Это была совсем маленькая девочка, видимо трех с половиной лет, и она не могла сообщить дату своего появления в жизни Сивиллы. Но из всех молчаливых свидетелей родительской сексуальной жизни именно Рути была наиболее возмущена. Действуя в согласии с Сивиллой, которая в то время пребывала в том же возрасте, что и она, Рути с нескрываемым возмущением выступала против родителей.

   Когда родители входили в комнату, Рути лежала тихонько, притворяясь, что спит. Притворство это продолжалось, пока родители раздевались – Хэтти прямо в спальне, а Уиллард в смежной ванной комнате без двери. Но когда родители ложились в постель и отец начинал прижиматься к матери, Рути сообщала о своем присутствии. «Давай спи, мама, – призывала она. – Давай спи, папа».

   Рути сердилась, потому что не хотела, чтобы ее отец перелезал на материнскую сторону кровати. Рути не хотела, чтобы отец шептался с матерью, или обнимал ее, или тяжело дышал вместе с ней, или вместе с ней шуршал простынями. Когда он был вот так близко от матери, Рути чувствовала, что он любит ее мать больше, чем ее.

   Как-то ночью, видя и слыша происходящее, Рути вылезла из кроватки и очень тихо подошла к родительской постели. В автомобиле Рути всегда сидела между ними. Если она могла делать это в автомобиле, значит могла делать это и в спальне. Забравшись в постель, она попыталась протиснуться между родителями и занять по праву принадлежащее ей место в середине.

   Взбешенный Уиллард голым выпрыгнул из кровати и вытащил оттуда дочь. Он сел в кресло, перекинул девочку через колено и хорошенько отшлепал ее. Затем он вновь уложил ее в кроватку, и тут выяснилось, что как для Хэтти, так и для него прерванное сношение продолжилось прерванным сном. Утреннее солнце уже сменило уличный фонарь, а подавленные рыдания, раздававшиеся из кроватки с того момента, как ребенок был водворен туда, так и не прекратились.

   – Я больше никогда не буду шлепать этого ребенка, – заявил Уиллард Хэтти. – Тот, кто способен прорыдать всю ночь, принимает вещи слишком близко к сердцу.