Скальпель разума и крылья воображения

Первый период стихотворения подчинен математической логике, что четко выражено в грамматической конструкции: let… and then… and as… and being. Hence… that… when. Донн, обозначая душу посредством абстрактно-геометрического символа, воспроизводит последовательность теоремы, чтобы понять, в какой степени Душа – это сфера, и насколько совпадают законы подлунные и надлунные. Он сверяет часы своей души с небесным циферблатом, как это советовали делать Платон и Фичино. Перед нами разворачивается уравнение с одним неизвестным, которое позволяет выяснить, что является двигателем души и каков ее вектор: предположим, что душа – это сфера, тогда devotion – это движущая интеллигенция. Подобно тому, как другие сферы движутся, так и наши души вращаются. Но метод индукции и тождества приводит лирического героя к паралогизму: следовательно, меня уносит к Западу, а форма (очертание) моей души bends (изгибается, наклоняется, влечется) к Востоку.

В чем состоит ошибка, погрешность, изменившая, деформировавшая «форму души» («Soules forme») и противоположная первоначальной посылке идеальной платоновской «Soule-Spheare»? Противоречиями чревато слово «devotion», которое стремится реализовать значения от преданности, глубокой привязанности, ревностного служения, любви и амбиции до набожности, религиозного рвения. Именно в этой многосмысленности кроется источник отклонения от платоновской идеи. Религиозное служение «devotion» уводит к теологическому принципу организации словесно-поэтического ряда, циклическому медитативному раскрытию божественных смыслов Св. Писания на разных уровнях. В следующих строках: «And as the other Spheares, by being growne / Subject

to forraigne motion, lose their owne» – возникает астрономическое значение «devotion». Принцип движения планет установлен Создателем. Звезды, как сотворенные давно, так и рожденные недавно, «взращиваются» в глубокой привязанности, подчинении и служении, ими движет Божественная Любовь, воспетая в европейской поэзии Данте. Социальные и астрономические категории становятся взаимопроницаемы. На границах двух реальностей осмысляется гилбертовский магнетизм, сила притяжения. Солнце, Юпитер, Земля, как и сильные мира сего подчиняют своему движению малые сферы, таков закон мировой иерархии.

Существительное «motion» благодаря смысловым и фонетическим связям раскрывается как проявление «devotion». Оно тоже таит в себе угрозу, так как в физике имеет чрезвычайно широкий спектр словоупотреблений. Им обозначаются разные способы движения: вечное движение, движение в космосе, годичное движение Солнца, движение по инерции, дрейф, вращение и даже колебание. Так в поэтический текст проникает кеплеровское понятие «лени» или инерции планет, благодаря которой их скорость замедляется, и тогда Перводвигатель стремится восстановить изначально заложенную в творческом акте природную форму: «And being by others hurried every day, / Scarce in a yeare their naturall forme obey». Поэтому движение планет и душ к моменту весеннего равноденствия ускоряется, делается поспешным – «hurried» и даже вихревым – «whirld». Ключевыми в стихотворении оказываются слова, связанные с идеей формы, движения и натурального, естественного порядка, заложенного Создателем.

Потеря собственной воли – это благо, так как ведет к служению и гармонии, но вследствие грехопадения возникает разлад, и души не всегда могут распознать истинный Перводвигатель и «привязаться» к нему, увлекаясь ложным: «Pleasure or businesse, so, our Soules admit / For their firstmover, and are whirld by it. / Hence is't, that I am carryed towards the West / Thisday, when my Soules forme bends toward the East». Оппозиции, заложенные в «devotion» (служение небесному/земному), несколькими строками ранее уживавшиеся в одном слове, разрывают его, и рождаются «pleasure or businesse». Союз «or» употребляется в логическом значении «или», так как, по определению, в мире существует только один Перводвигатель, подчиняющий все сферы. Но далее «or» реализует значение логического «и», возникает паралогизм: лирическим героем движут сразу оба начала. Благодаря опыту, поднявшись на высоты рационального знания, поэтический субъект сталкивается с логической ошибкой.