Скамейка

(Продолжает.) В прошлом году она поехала в Ленинград, с классом. Хотели с сыном проводить, она – не надо, не надо! Стеной стала. Я тогда тем более поехал… скрытно. Сразу засек – с мужчиной отправилась. Потом говорила – это отец одной девочки из класса… мол, помогал ей. А почему тогда мне нельзя было проводить, спрашивается?! Между прочим, в тот день мы с тобой встретились… я прямо на вокзале в ресторане выпил и поехал в парк. Успокоился немножко возле тебя. А сбежал я тогда, чтоб звонок ее не прозевать… на старой квартире у нас был телефон, договорились, что она позвонит после двенадцати из гостиницы. Устроил ей скандал по телефону. Не знаю, может, в это время она сидела в объятиях… или лежала с ним… голос у нее был какой-то не свой! Я ничего не знаю… знаю только – если один раз было, может сто раз быть!.. На свадьбу к сыну не поехал, боялся ее одну оставить! Из мужа в телохранителя превратился!.. Я не могу больше так жить. И уйти воли не хватает. Она действует на меня: что-то в ней есть такое… из нее какое-то излучение выходит, какой-то луч… точно, точно! И убивает во мне все – волю, ум, гордость! Я же раньше… и с первой женой, и вообще с женщинами чувствовал себя всегда королем! А теперь я слуга… неизвестно скольких господ! Она раздавила меня! Я даже всего рассказать не могу… стыдно!.. Как-то заболел, так она: «Ложись, Федя, в больницу, я не могу за тобой ухаживать, ты слишком капризный, когда болеешь». Представляешь? (Яростно.) Все восемь лет душа дрожит от боли!

Она. Она красивая?

Он. Не знаю. Обыкновенная. Так, стройненькая. Я уж и не вижу ее. Я только чувствую, что это мой враг, что она погубила меня! Она меня приучила к таким вещам, если рассказать – не поверят! Постоянное, непрерывное унижение!.. Родственников у меня здесь нет, друзья отошли… никому не звоню, не встречаюсь… Не могу видеть людей. Теперь, правда, я ей тоже запретил приводить своих подружек-разводушек… одна ушла от мужа, от другой муж ушел… все время тянут ее куда-то. (Кричит.)

Я запретил! Пускай никого не будет, ни души, раз такой дом, раз такая жизнь в этом доме!..

Она. Ты ее любишь, Федя…

Он. Я ее любил. Она этим пользуется… моей любовью. Я действительно ее любил, я был счастлив… думал – ну, все, никогда больше не буду обманывать, юлить, бегать куда-то, искать, изменять. Я вообще забыл, что существуют женщины на свете кроме нее… Не хочу больше. Сегодня подвожу черту. Все равно этому наступил бы конец – рано или поздно. (Кричит.) Так пусть это произойдет сегодня! Я хочу сегодня освободиться от нее!

Она. Успокойся, Федя!..

Он.

Не надо меня успокаивать! Я восемь лет успокаивал себя, обманывал себя! Я ничего уже не чувствую… Только боль, боль, боль!

Она. А может, тебе только кажется, что она гуляет? А она просто от твоей ревности прячется? Может, у нее никого и нет?

Он. У нее полная записная книжка телефонов… непонятных и неизвестных мне людей! (Вдруг сникает.) Не знаю, может, и кажется что-то, может, я одичал, все возможно… при такой жизни. Возможно, и я виноват… Хотя я не знаю, в чем я виноват. В том, что женился на ней? Она действительно не очень хотела, я настаивал, как таран тогда пошел на нее… Не знаю, ничего не знаю… Душа у нее неплохая… если только жить с ней на необитаемом острове. Чтоб только были она и я. Тогда, наверное, все было бы нормально. Так-то она вполне… не жадная, бескорыстная, подруги у нее все время тянут… и деньги, и вещи… неглупая… ласковая… Может, надо как-то иначе с ней… уехать на время. Сейчас можно было уехать на уборочную в Казахстан, я отказался. Сто раз давал себе слово: не скандалить, вести себя спокойно, не реагировать… просто молчать больше. Не могу! Сейчас пойду, если она дома – начну орать, бить посуду, требовать отчета… ей все это надоело, уже не действует на нее. Она даже ночевать может остаться где-то, лишь бы не слышать, как я ору… Я не знаю, что делать. Когда выпью, легче становится… а, думаю, пошло оно все к черту, и она, и все! Но я же не могу все время ходить пьяным… За рулем! Да и не могу я пить много. Сердце барахлит. (Вдруг истерически.) Вера, не обижайся… не обижайся на меня! Не обижайся! Я ничего не могу сделать!

Она

(с испугом). За что не обижаться?

Он(сникнув). Не обижайся, пожалуйста… я, наверно, один сейчас поеду домой. Я должен с ней поговорить. А завтра приду к тебе. Хорошо?

Она. Как хочешь.

Он.

Пойдем. (Поднимается с земли.) Я должен раньше ее попасть домой. Я хочу увидеть, какой она приедет! Я хочу увидеть ее! Просто так я не уйду… я не могу просто так уйти. Она только этого и ждет, чтоб я ушел. (Кричит.) Я сегодня ночью или убью ее, или заставлю жить так, как положено жене жить с мужем!

Она(поднимается, угрюмо). Ну, пошли.