Скандал

Мужчина дождался кивка миссис Холланд, пожал ее руку и вышел на улицу. Дверь захлопнулась с грохотом, от которого, казалось, вздрогнул весь дом. Элизабет неподвижно стояла на лестнице, пока мать провожала гостя, и ее черный силуэт был обрамлен светом, падавшим сквозь стекло входной двери. Затем мать вздохнула, резко обернулась и прошла несколько шагов, прежде чем заметила Элизабет на лестнице.

– Что ты там делаешь?

Увидев, как мать продала одно из самых ценных достояний семьи, Элизабет подумала, что вряд ли сможет относиться к ней так, как раньше, с прежним уважением и трепетом. Женщина внизу больше не казалась ей грозным и безупречным блюстителем общественной морали. Она вдруг показалась маленькой, хрупкой, уязвимой. И… старой.

– Я просто искала тебя, чтобы кое-что спросить, – выговорила Элизабет.

– Что же это?

И тут Элизабет вдруг почувствовала, что не сможет произнести заготовленные слова. Ее сердце словно превратилось в кусок льда. Все ее высокие чувства, осознание собственной важности, желание быть с Виллом и уговорить остаться – все исчезло. Она внезапно осознала, что ее семья была не просто бедна. Их положение было безнадежным и критическим. И у нее был только один путь – выйти замуж за Генри. Другой возможности нет и не будет.

– Я… я просто хотела спросить, не хочешь ли ты на обед красное вино.

Последовала долгая пауза, во время которой миссис Холланд пристально смотрела на дочь окаменевшим взглядом. Потом она моргнула и сказала:

– Нет, моя дорогая. Лучше оставим его на случай, если Шунмейкеры придут на обед.

Элизабет слабо кивнула. Ей больше было нечего сказать, поэтому она повернулась и, тяжело ступая, пошла искать миссис Фабер. Ноги ее словно налились свинцом, а сердце разрывалось от отчаяния. Она скажет миссис Фабер не подавать вино. Ни сегодня, ни в любой день, пока мисс Холланд не станет миссис Шунмейкер.

20

Трансатлантическая телеграмма

Телеграфная компания Вестерн-юнион

Кому: Пенелопе Хейз

Куда: Нью-Йорк

1:25, среда, 2 6 сентября, 1899 год

Дорогая Пенелопа!

Молва о связанном с тобой эпизоде на званом обеде дошла до меня даже в Лондоне. Я намеревался написать тебе подробное письмо и вскоре так и поступлю. Пока же помни, что в наших с тобой венах течет одна кровь.

Будь сильной, сестренка, или мир будет к тебе очень жесток.

И больше никакой тошноты на публике!

Грейсон Л. Хейз

Пенелопа Хейз сидела в роскошной огромной гостиной с черным полированным полом из орехового дерева и со стенами, обитыми бело-голубым шелком. Поглаживая своего бостонского терьера, она еще раз перечитала телеграмму. Потом бросила рассеянный взгляд в другой конец комнаты, где мать беседовала с Вебстером Юнгамом, архитектором.

Матушка хотела, чтобы все знали о том, что их семья вновь прибегает к его услугам. На этот раз – чтобы построить «домик» в Ньюпорте, сооружение с пятьюдесятью шестью комнатами и мраморными полами. Такую новость обычно не скрывают от окружающих, и матушка делала все возможное, чтобы задержать архитектора еще на какое-то время. Ведь тогда его увидит как можно больше гостей, которые сегодня наверняка придут навестить их семью.

Пенелопа, слегка прищурив глаза, рассматривала свою мать. Эвелин Арчер Хейз была одета в лавандовое платье, для которого была уже слишком стара, и которое невыгодно подчеркивало ее расплывшуюся фигуру. Пенелопа пообещала себе, что никогда не будет и вполовину такой же толстой.

Она поднялась, позволив Разбойнику спрыгнуть с колен, и подошла к одному из инкрустированных зеркал на всю стену, заполнявших пространства между полотнами старых мастеров, чтобы посмотреть на более изящное и привлекательное изображение.

– Пенелопа, следи за этим животным на моем полу, – раздался голос матери.

Пенелопа закатила глаза и капризно выпятила губки.

– Ты же знаешь, что у него подстрижены когти, – недовольно ответила она.

Миссис Хейз всегда была надоедливой особой, но с тех пор, как Пенелопа узнала о помолвке своего Будущего Мужа и Бывшей Лучшей Подруги, в каждом вздохе и в каждом слове матери ей слышались нападки на ее чувства. Она слышала, как миссис Хейз вернулась к своим разглагольствованиям, а затем смяла телеграмму и кинула в серебряную вазу, заполненную желтыми розами. Как же ей хотелось, чтобы старший брат был в Нью-Йорке и защищал ее! Но тон и содержание этой телеграммы привели ее в смятение.