— Как раз, когда я вышла замуж, — пробормотала Кейт, поднося бокал к губам.
— Видимо, так.
— Вы были очень молоды, когда унаследовали титул, — заметила она.
— Да.
— Вы очень переживали, когда умер отец? — Гмм. Она поморщилась. Зачем она задала этот вопрос? Кейт ущипнула себя за руку. Глупый вопрос. — Простите, Джеймс, — продолжала она. — Как могло быть иначе? Я просто думаю…
— Нет, — тихо отозвался он. — Странно, но я только что понял, что вы — единственный человек в мире, кому я могу признаться в этом.
— Что вы хотите сказать? — Ее рот удивленно приоткрылся.
— Вы знаете, что чувствует человек, когда обязан носить траур по кому-то, к кому не испытывает соответствующих чувств. А следовательно, и не ощущает такой потребности.
— Ваш отец плохо относился к вам? — спросила она, крутя в ладонях бокал с вином.
— Плохо? Я бы так не сказал. Скорее, он ненавидел меня. Всегда.
— Нет! — Кейт ахнула, прижав руку к горлу. — Нет! Вы не можете так думать.
— Боюсь, что могу. — Он хмуро усмехнулся. — Не волнуйтесь, у него была веская причина ненавидеть меня.
— Как вы можете так говорить? — Кейт сдвинула брови, вглядываясь в его лицо. — Он ведь ваш отец!
Отставив бокал с вином, Джеймс вытянул длинные ноги и откинулся на спинку софы.
— Жизнь научила меня, что эти две вещи не так уж редки.
— Но почему он ненавидел вас? — Слова сами соскользнули с ее языка.
Он помолчал, потом взял бокал и сделал большой глоток.
— Потому что я убил мать. — В его печальном голосе слышались нотки вины.
— Нет, Джеймс! — Кейт едва не выронила бокал. Так это правда? На это он намекал раньше? — Что вы имеете в виду?
— Обстоятельства моего появления на свет стали причиной смерти моей матери, — с горькой улыбкой ответил Джеймс. — Отец любил мою мать больше всего на свете. А я стал невольным виновником ее смерти.
Кейт поставила бокал. Она хотела обнять Джеймса, утешить его, но позволила себе лишь прикоснуться кончиком пальца к его руке.
— Но в этом нет вашей вины.
— Не стану спорить, — тяжело вздохнув, произнес он.
— Он был жесток с вами?
— Он требовал от меня совершенства во всем. И получил, что хотел. — Его голос затих. Джеймс сделал еще один глоток. — Лорд Совершенство.
— А вы хотели бы быть другим? — спросила она после некоторого колебания.
— Напротив, я всегда был счастлив, видя, что в моей жизни все на своих местах. Я был лучшим учеником в школе, лучшим студентом… — В его голосе не было иронии, скорее слышалась злость.
— Ваш отец одобрил бы вашу затею с печатным станком? — спросила она, внимательно глядя на него.
Джеймс приподнял брови.
— Леди Кейт, вы удивляете меня. Вы открыли мой секрет!
— Какой секрет? — нахмурившись, переспросила она. — Вы же сами сказали мне, что у вас есть печатный станок…
— Это не тот секрет. Во всяком случае, не единственный. — Он покачал головой.
— Тогда о каком секрете вы говорите? — допытывалась она.
Он пристально посмотрел на нее, пара свечей лишь едва освещали комнату.
— Настоящий секрет заключается в причине, побудившей меня приобрести этот печатный станок. Он выражает мой внутренний протест. И в ответ на ваш вопрос повторю, мой отец ненавидел во мне именно это. Протест, непокорность.
— Протест? Я не понимаю… Но ваш отец не мог видеть это.
— Это не имеет значения, — с усмешкой пояснил Джеймс. — Джентльмен должен жить на доходы от своих владений. Джентльмен не должен работать. Джентльмен во все времена выше обстоятельств и ни в коем случае не должен быть замешан ни в одном скандале.
— Ваш отец ненавидел скандалы?
— Именно. — Он поднял бокал с вином.
— И поэтому вы приобрели печатный станок?
— Не просто печатный станок. А весьма успешный станок. Весьма успешный из-за содержания тех памфлетов, которые я публикую. Очень, очень скандальные памфлеты.
Она поняла и улыбнулась.
— Когда я впервые увидела вас, я подумала, что вы делаете это из-за денег.
— Ха! Деньги? Деньги это неинтересно. У меня есть деньги.
— Теперь я понимаю это. — Она оглядела мебель, украшавшую кабинет, где они сидели.
— Я занимаюсь этим потому, что, знай об этом мой отец, он был бы вне себя. — Джеймс поднес бокал ко рту и осушил его. — Я даже не уверен, что хочу чего-то большего.
— То есть вы никогда не перечили своему отцу, пока он был жив? До того, как он умер, — осторожно пояснила Кейт.
Джеймс покачал головой.
— Я полагаю, мы пришли к пониманию. Но никогда не были близки. Он ни разу не сказал, что может гордиться мной.
— О, Джеймс, мне очень жаль.
— Не стоит, — ответил он. — Прошли годы, и я научился жить с этим.
Сердце подкатило к горлу, Кейт повернулась к нему.
— Вы сказали, что я — единственный человек, который способен понять вас? Потому что я знаю, как невозможно изображать скорбь, когда ты не чувствуешь ее?
— А разве нет? — спросил он не без сарказма в голосе.
— Это правда. — Она отвернулась, на глаза навернулись слезы. — Когда я думаю о Джордже, мне грустно. Он не заслужил такой смерти. Но мне грустно не из-за того, что я скучаю по нему. Мне грустно, потому что моя жизнь после свадьбы превратилась в ад. Ужасно признавать это… но если я и печалюсь, то… о себе.