Глория добавила, что рада познакомиться с ней, и они направились к выходу. Потом Дюк сделал шаг назад, и у Клементины перехватило дыхание. Он наклонился, обдавая ее ароматом одеколона, и поцеловал в щеку. Его губы не внушали страха, они были нежными, безобидными, папиными губами.
– Возможно, я не увижусь с тобой больше в этот уик-энд, – сказал он. – Глория хочет поехать на пляж или в Диснейленд. Ну, ты понимаешь, я не видел ее года два.
Клементина кивнула и не подняла глаз, когда он отходил от нее. Она заказала еще вина, потом еще. Она курила, наблюдая, как падает пепел. Раньше Клементина думала, что нет любви сильнее, чем любовь родителей к детям. Именно так говорили все ведущие беседы со знаменитостями. Она надеялась, что они врут, но в душе знала, что только ее родители не такие, как все. Должно быть, она что-то сделала, что заставило их потерять к ней всякий интерес. Всю свою жизнь у нее было такое чувство, что она пляшет вокруг них, не останавливаясь даже, чтобы передохнуть, крутится, выгибается до головокружения и тошноты, а они не замечают, не испытывают гордости за нее. Или они думают, что ей не нужна их похвала? Может быть, никто, кроме подруг, никогда не помогал ей, потому, что она притворялась, будто ей ничего не надо и все у нее в полном порядке?
Клементина растоптала окурок и встала. Комната поплыла перед глазами, и она схватилась за край стойки бара. Бармен перехватил ее взгляд.
– Я вызову Вам такси, – предложил он.
Она кивнула:
– Назовите меня дурой, если Вам хочется, – сказала она и захихикала.
Клементина закрыла последнюю страницу сценария и прислонилась спиной к искривленному стволу дуба. Она сидела на траве в небольшом парке по соседству, за два квартала от ее квартиры. Она часто приходила сюда почитать, особенно в те несколько недель, как приехала Меган и ей сделали операцию. Клементине пришлось спасаться от постоянно работающего телевизора, который Меган включала в девять утра, и до трех часов день был заполнен телесигналами и дурацкими эстрадными представлениями и неестественными «мыльными операми».
Она провела рукой по переплетенным страницам, напоминая себе, что это не сон, что роль открыта для нее, правда, в страшно неблагоприятных условиях, но все равно у нее есть шанс. Уиллу как-то удалось достать для нее предварительно разосланный сценарий.
– Ходят слухи, что студии якобы хотелось поработать с кем-нибудь неизвестным, – сказал он ей. – Они называют большие имена, но это только разговоры. Они хотят сбить цену.
Сценарий был написан Тайлером Хольбруком, молодым драматургом, ворвавшимся год назад на сцену Голливуда с «Любовью на пустом месте», ставшей «гвоздем» сезона. Он завоевал сначала премию Пультцера, потом получил «Оскара» и с тех пор отсиживался в своем доме на Голливудских Холмах, чтобы выпустить еще два сценария. Клементина с трудом верилось, что она держит в руках один из них.
«Признать виновной». После множества бездарных сценариев, заполненных кровавыми массовыми убийствами и легкомысленными телефонными проститутками, этот был похож на дар небес. Клементина приехала в парк утром, решив, что почитает часок – другой. Вместо этого она не могла оторваться от сценария, пока не дочитала до конца, шесть с половиной часов спустя, настолько захватила ее эта вещь.
«Признать виновной». История обычной женщины – жены и матери – обманутой мужем, который завел бесстыдную любовную связь с девятнадцатилетней студенткой, а потом ошибочно обвиненной в убийстве девушки. На протяжении всего душераздирающего судебного процесса, закончившегося признанием ее вины и тридцатью годами тюремного заключения, Мелисса Марлоу (имя героини) настаивает на своей невиновности. Отсидев пять лет, она доказала свою правоту с помощью симпатичного юриста, в которого затем влюбляется.
Фильм затрагивал все стороны – травмы, которые Мелисса пережила в тюрьме, решимость не терять связи с детьми, развод и борьба за возвращение хоть к какому-то подобию нормальной жизни, когда судебное решение было пересмотрено и ее освободили.
Клементина подтянула к груди колени, чтобы усесться поудобнее. Это был крутой фильм, грубый, даже жестокий, как, например, в сценах изнасилования в тюрьме. По крайней мере, в этом эпизоде она могла взывать к своим собственным эмоциям. О, но это всего лишь актерская роль. В Мелиссе была глубина, огонь, сила, страх, желания, все. Тайлер Хольбрук – гений. Он придал этому образу сложность и реализм, объемность и разнообразие, что делало ее более живой и узнаваемой по сравнению со многими людьми, которых Клементина знала в настоящей жизни. Боже, как ей хочется получить эту роль.