– Таннер, я больше не могу. Пожалуйста, позвони Роне.
Таннер глубоко вздохнул.
– Хорошо, Джорджина, хорошо, – неохотно согласился он. – А потом доктору Уиллису. Я очень беспокоюсь. Может, ты подхватила грипп или что-то в этом роде. Просто не представляю себе, что завтра вечером тебя не будет на приеме.
Влетев в своей кабинет, Рона так и подпрыгнула. В ее кресле у стола сидел Джейсон Форбрац, с нижней губы у него свисало несколько скрепок для бумаг, напоминающих экзотические украшения.
– Чтоб ты провалился, Джейсон, – сказала Рона. – Перестань дурачиться хотя бы сегодня утром. День предстоит нелегкий.
Джейсон сдернул скрепки и кинул их в мусорную корзину.
– Он уже так и начался.
– Боже, что случилось?
– Только что звонила рептилия, притворяющаяся женщиной.
– Зачем ты валяешь дурака и издеваешься надо мной? Скажи, что случилось, Джейсон, – умоляла Рона, вешая пальто.
– И кое-что похуже.
– Вон из моего кресла, мне негде сесть, – потребовала Рона, схватив Джейсона за плечо. – Что значит „похуже"? Я должна позвонить ей?
Джейсон, обойдя стол, опустился в другое кресло.
– Нет. Ты должна немедленно позвонить Таннеру Дайсону.
– Что? Муж Джорджины звонил Перл?
– Нет, он вошел в контакт с моим отцом, а тот с шефом, который и позвонил Перл. А Перл позвонила тебе и велела звонить Таннеру, но тебя не было на месте, и мне пришлось снять трубку и слушать голос Перл. Она полила грязью тебя и меня, сказав, что к работе следует приступать вовремя.
– Понимаю, что все это значит, Джейсон, – сказала Рона, хватаясь за голову. – Это начало конца. А потом от меня останется мокрое место.
– После чего, тыковка моя?
Подняв голову, Рона обреченно вздохнула.
– Джорджина Дайсон отказалась прийти на прием, который устраивают в ее честь. Перл взбеленилась и почему-то решила, что во всем виновата я.
– Молодец, Джорджина! – восторженно вскинул кулак Джейсон.
– Это не смешно, Джейсон, – сказала Рона, испытывая нечто более сильное, чем обычное утреннее раздражение.
– С чего ты взяла, что она не придет на прием? – уже серьезно спросил Джейсон.
– Потому что с того дня, как я побывала у Джорджины, мы с ней разговариваем каждое утро.
– Разве кроме тебя у нее нет подруг?
– Спасибо, Джейсон! – взорвалась Рона. – Конечно, есть. Но все они – знакомые ее мужа. А ее совершенно сбила с толку эта рекламная суета.
Встав, Джейсон прислонился к своей тележке с почтой.
– Господи, молю тебя, пусть кто-нибудь собьет меня с толку таким же образом! А то за два месяца я получил лишь один ангажемент на сто долларов. Я уже готов бросить джаз и вернуться на академическую стезю.
– Сочувствую твоим проблемам, болтунишка, но мои – посерьезнее, – сказала Рона, подняв трубку. – А теперь, с твоего разрешения, мне надо позвонить.
– Просто потрясающе! – воскликнул Джейсон, делая антраша. – До чего же это мне нравится – проматывать деньги, губить карьеру, лицемерить и притворяться.
– Не нахожу, что это так уж потрясающе, скорее отвратительно, а мысль, что придется искать новую работу, повергает меня в отчаяние.
Не успела она протянуть руку к телефону, как тот зазвонил. Она поняла, что это Перл, и сердце у нее упало.
– Рона Фридман, – сказала она деловым тоном.
– Мисс Фридман, это Таннер Дайсон.
– О, здравствуйте, мистер Дайсон, – растерявшись, ответила Рона.
– Я звоню по просьбе моей жены. Полагаю, ей нужен доктор, а не редактор, но она непреклонна. Не могли бы вы заехать к ней? Должен признаться, я... несколько встревожен.
Рона повесила трубку, пытаясь понять, что свалилось ей на голову. Как бы то ни было, прежде всего она должна хранить верность Джорджине. Она автор, но главное – ее подруга.
Выскочив из конторы и остановив такси на Шестой авеню, она поняла, что чувствует не только беспокойство, но и... гнев. Хотя она искренне привязана к Джорджине, но ей следует быть честной с самой собой. Ей крайне не нравилось поведение Джорджины. Роне приходилось иметь дело с авторами, которые плакали от радости, если стараниями отдела рекламы о них упоминали в дневной передаче по радио где-то в Западной Вирджинии. Один из ее авторов, действительно владеющий пером, выложил все свои деньги за пачку небольших объявлений. И вместе со своим девятилетним сыном несколько вечеров и уик-эндов расклеивал по всему Манхэттену рекламные объявления о своей книге, которую так никто и не прочитал.
А тут Джорджина, которой любящий муж помогает сделать блистательную карьеру! Для этого ей даже не надо вставать с постели, а она, видите ли, капризничает, как принцесса на горошине. Рона пожалела, что не рассказала Джорджине, как сурова жизнь, неделю назад за ленчем, когда та чуть не упала в обморок, узнав о приеме.
Она продолжала возмущаться, пока не доехала до роскошных апартаментов Джорджины. Сельма, обрадованная ее появлением, доложила о ней. Когда Рона решительно вошла в спальню и увидела, в каком состоянии Джорджина, сердце ее оттаяло.
– Джорджи, – спросила Рона, – чем я могу тебе помочь?
– Я в ужасе, Рона. Нам надо поговорить.
– Ты не хочешь идти на этот прием? – спросила Рона.
Джорджину передернуло.
– Я не могу. Эта липа не для меня.