Скандерия

Обойдя розовый дом, от влаги ставший лиловым, Истомин вышел к улице, за которой простиралась промзона, скрытая белёсым мокрым туманом. Перебежав дорогу и полностью промочив ноги, Истомин прошёл мимо череды складов и гаражей и поднялся по ступеням металлического моста над железной дорогой, по которой, оглушительно стуча колёсами, курсировали заводские электросоставы с цистернами и грузовыми вагонами. Мост гулко вибрировал под ногами, пока очередной поезд не скрылся в тумане.

Пройдя несколько метров, Истомин заметил впереди что-то тёмное. В тумане казалось, что на перила моста кто-то бросил клубок чёрных канатов. Осторожно подойдя ближе, Истомин рассмотрел человека в тёмной одежде, сидящего на скамейке. Подогнув одну ногу, тощий подросток навалился на перила, просунув сквозь решётку руки почти по плечи, так что они плетьми болтались снаружи. Голова в чёрном капюшоне упёрлась подбородком в перила, лбом – в прутья высокого ограждения.

Истомин замедлил шаг, но заметив движение руками, понял, что подросток находился в сознании и вряд ли нуждался в помощи. РП-8 явно не мог бы называться местом, где приветствуется повышенное внимание к подросткам в тёмных капюшонах. Так что Истомин молча прошёл мимо.

– Могли бы поздороваться, – произнёс голос Агнессы Русаковой.

Истомин обернулся. Русакова вытащила руки из-за прутьев решётки и выпрямилась. Подождала, пока Истомин подошёл вплотную и рассмотрел её лицо. Не отшатнуться было трудно. Она стала выглядеть ещё более жутко, хотя дальше вроде бы некуда.

– Что, нравится? – Агнесса улыбнулась, показав острые двойные клыки. От натяжения почти прозрачной белой кожи сквозь чёрно-фиолетовые круги у глаз проступили тёмные паутины сосудов. Русакова похудела, так что выпирали скулы и челюсть. Хотя куда ей худеть, она и так была совсем тощей. Теперь, пожалуй, весит килограмм тридцать, не больше. Только зубы и глаза остались.

– Как вы? – ответил Истомин вопросом на вопрос.

– Существую. А как вы?

– Как вы здесь оказались? Снова составляете компанию отцу?

– Компанию, – жутко улыбнулась Агнесса, откинувшись к ограждению. – Мне, увы, нельзя оставаться одной. Мало ли что. Но сидеть со мной некому, у всех дела. Вот меня и притащили сюда.

– Ваш отец будет волноваться, когда увидит, что вы ушли.

– Это ваш отец будет волноваться, когда увидит, что вы ушли, – усмехнулась Русакова. Потом склонила голову набок. – Что, муки совести? Переживаете, что не уберегли малютку Сонечку?

Чтобы не влепить ей оплеуху, Истомин сжал кулаки. В ушах застучало.

– Вам её жалко, – протянула Агнесса.

– А вам нет?

– Меня никто никогда не жалел, – медленно произнесла Агнесса, глядя на Истомина снизу вверх. – Почему я должна кого-то жалеть?

Даже при всей худобе было отчётливо видно, как натужно поднимались и опускались складки на чёрной куртке Агнессы. Она дышала бесшумно, но даже это ей явно давалось с трудом.

– Вы вернётесь в школу в этом году? – спросил Истомин, надеясь на отрицательный ответ.

– Конечно, вернусь. Не пропускать же веселье.

– Какое веселье? – Истомин против воли весь напрягся.

– Прыг-скок через порог, – пробормотала Агнесса, задумчиво глядя мимо него. Потом насмешливо спросила: – Вы, что, думали, в сказку попали? Как Иванушка-дурачок?

Если он всё-таки отвесит ей оплеуху, об этом, пожалуй, никто не узнает. Отогнав эту мысль, Истомин сглотнул и спросил:

– Как Грибницкий?

– Сносно. Он, кстати, тоже вернётся. Крепкий старичок, всем бы так. Молодые вот не выжили. Да, а их вам жалко? Например, Еву? Она в коме, у неё всё тело в нарывах. А Тоня осталась без голоса. Ещё без запахов и вкусов. Лиза ослепла на один глаз и облысела. У Арнольда память отшибло и ноги отнялись, а Тимур теперь – глухой заикающийся эпилептик. А мне повезло, я давно противоаллергенные принимаю. Только вот от токсинов они не спасут. А вы продолжайте жалеть Сонечку.

То, как Агнесса произносила это имя, только усиливало желание влепить ей пощёчину.

Русакова с трудом поднялась на ноги, пошатнулась, ухватилась за решётку и пару секунд стояла, прикрыв глаза. Потом натужно вдохнула и хрипящим шёпотом сказала:

– Вы спрашивали, как я. Никак. Нет больше ничего. Вытравили. До свидания.

Осторожно разжав белые пальцы и отпустив прут решётки, Агнесса секунду стояла прямо, сохраняя равновесие, потом потихоньку пошла по мосту прочь от Истомина. Старый железный мост обычно отзывался гулкой дрожью на любые прикосновения, но Агнесса, казалось, ступала бесшумно. Даже капли дождя стучали громче, чем её шаги. Видимо, она похудела настолько, что ей не хватало веса, чтобы заставить мост хоть как-то откликаться на её присутствие.

Когда тощая фигурка растворилась в густом мокром тумане, Истомин развернулся и почти побежал. Вернувшись домой, он подпишет новый контракт и отправит в «Скандерию». Не пропускать же веселье.