Скандинавия глазами разведчика

Зоя Воскресенская, жена резидента Бориса Рыбкина, сама сотрудница резидентуры, которая закончит свою служебную карьеру в администрации ГУЛАГа, сосланная туда из разведки за своё «упрямство» и несогласие с начальством, через двадцать лет станет писательницей и вспомнит те тревожные годы войны в мирном бюргерском Стокгольме, единственном городе в Европе, утопавшем в море мирных огней.

...Александре Коллонтай наносит визит британский посол Виктор Маллета и вручает роскошный букет. Через несколько дней у советского посла возникает повод для ответного знака внимания — кажется, победоносные британские войска добились на каком-то фронте значительных успехов, и она решает послать послу его королевского величества цветы. В кассе посольства пусто, и Коллонтай даёт указание послать ему букет, который получила от него накануне.

Через день англичанин звонит по телефону на Виллагатан, благодарит за оказанное внимание и ехидно говорит:

— Странное дело, ваше превосходительство, неужели я вас так сильно огорчил, что вы вернули мне цветы?

— О нет, сэр Виктор, цветы великолепны, и я заказала вам копию вашего букета, — без промедления находится Коллонтай.

— Целую вам ручки, мадам. У вас отличный вкус! Поздравляю.

А чего стоит только одна история о том, как стокгольмская резидентура посылала связника в нацистский Берлин, чтобы восстановить утраченную связь с руководителями «Красной капеллы»!

По заданию Центра Зоя Воскресенская с мужем подобрала подходящего агента из числа шведов, тщательно проинструктировала его самого и снабдила письменными инструкциями для берлинского друга, заделав их в булавку для галстука. Агент подтвердил на встрече, что всё понял, и выехал в командировку.

Каково же было разочарование Рыбкиных, когда агент неожиданно вернулся с полпути, объяснив, что у него не выдержали от напряжения нервы и что ему всё время казалось, что его вот-вот арестуют. С трудом удалось убедить шведа, что оснований для подозрений у него нет и что бояться ему нечего. Легко сказать, что опасность не существует, но могу себе представить, что мог навыдумывать и представить себе в дороге тот мнительный швед. Шла война, и ехал он в самое пекло нацистов, от которых можно было ждать что угодно и для которых нейтралитет шведов был простой фикцией.

Агенту было ещё раз напомнено, что напоминаний больше не будет.

Но пока Рыбкины готовят шведа опять в поездку, в Берлине происходит провал, и Шульце-Бойзена и Харнака вместе с единомышленниками арестовывают. Тень подозрения теперь падает на шведа. Только в конце войны Центру станет ясно, что провал «Красной капеллы» произошёл по его, Центра, вине, потому что он снабдил своих людей и в Бельгии, и в Германии одним и тем же шифром. Запеленговав и арестовав радиста Макарова в Бельгии, гестапо провело по всей Европе лавинообразную серию арестов, разгромив почти весь «оркестр» ГРУ и КГБ.

Супруги Рыбкины глубоко уверены в честности своего шведского друга и всеми способами стараются доказать Центру, что он к провалу «Красной капеллы» никакого отношения не имеет. Напрасный труд! Их отзывают из командировки и отстраняют от работы, но Рыбкины всё равно стоят на своём[42].

Странное дело: Центр очень часто верит в то, во что хочет верить. Ведь предлагала же Зоя Рыбкина, и не раз, чтобы Центр отозвал из Стокгольма шифровальщика Петрова. От её внимания не ускользнули его стяжательское отношение к деньгам и вещам, нечистоплотное отношение к товарищам по работе и к делу, но нет, доводы резидентуры и здесь оказываются «недостаточно аргументированными». Петров благополучно «отбывает свой срок» в стокгольмской резидентуре и с повышением по службе возвращается в Москву

За своё удивительное равнодушие Центру через несколько лет придётся расплачиваться, и расплачиваться весьма тяжёлыми последствиями. Петров, дослужившийся уже до старшего оперативного сотрудника разведки, станет на путь предательства и вместе с женой попросит политическое убежище в Австралии.

...Где-то в этой зале, где я сижу теперь за облезлым столом и принимаю посетителей, ходатайствующих о туристской визе, красавец полковник шведских ВВС, бывший военно-воздушный атташе в Москве, Стиг Веннерстрём расхаживал со стаканом виски в руках, пока его контролёр из ГРУ Виталий Никольский лихорадочно «потрошил» его шинель в гардеробе на предмет изъятия разведдонесения. Веннерстрём имел официальный повод для посещения советского посольства и всегда, когда приходил к советским военным в гости, оставлял очередной агентурный материал в кармане шинели или пальто. Просто и удобно. Точно таким же способом пользовались американцы и англичане в Москве в период работы с Олегом Пеньковским.

И вообще эти стены могли бы рассказать очень много интересного и полезного. Но они не умеют разговаривать, и нужно обладать достаточно богатым воображением, нужно знать немного истории, чтобы понять их язык.