Скандинавские пляски

– Нет, ну, то есть, иногда, конечно… на Новый год, например.

– Да уж… Скучные вы ребята, и я тут с вами скучным стал. Жесть какая-то, а не жизнь. Бухаешь – плохо, не бухаешь – скучно.

– Ты учти, что мы все-таки боксеры. Так что поосторожнее со словами, – засмеялись они.

– Ладно-ладно, просто я так всю жизнь не смог бы. Превратился бы окончательно в робота и подох бы со скуки…

Конечно, пить тоже плохо, поэтому нужен своего рода баланс, способность вовремя остановиться. Я, к сожалению, таковой не обладал. Поэтому не пил вообще месяца уж два. Как следствие, стал неинтересен ни себе, ни другим. И от этого мне было противно. Еще было противно оттого, что перед полетом у меня стала разыгрываться аэрофобия, то есть боязнь летать на самолетах. Хотя я на них столько в своей жизни пролетел, что, наверное, и некоторым пилотам могу фору дать. Интересно, случаются ли с ними такие дела? Потом я стал ловить себя на мысли, что вновь появившийся страх связан вовсе не с самолетом, а с тем, что мои коллеги увидят то, что мне страшно, и подумают обо мне чего-нибудь ненужное. Что я, например, сумасшедший или какой-нибудь придурок. В общем, это довольно известная тема у людей, страдающих фобиями и неврозами. Я выпил таблетку валидола. Так, скорее как ритуальное действие.

Мы зашли в самолет, и я сразу потерял из виду Саймона, как выяснилось, его по ошибке посадили в бизнес-класс или за какие-то там мили. Я в этом плохо разбирался и мили не копил, хотя мог бы накопить, наверное, на несколько лет полетов. Как раз на пенсию. Но тогда я об этом не думал. Было почему-то страшно, что мой страх заметят другие. Я шел за Катей с Верой. В какой-то момент они повернули и сели вместе, я же проследовал в самый хвост самолета и сел в последнем ряду. Рядом никого не было, но через место сидел японец. Маленький такой японский парнишка. Хотя, может, это был и китаец, но почему-то тогда я был уверен, что это японец. Он снял свои ботинки и закинул ноги на кресло. При этом посмотрел на меня и улыбнулся нехотя. Улыбкой какой-то неестественной, на которой было написано что-то вроде: «Я понимаю, что так не очень-то и культурно, но мне так удобно, а вы уж потерпите. Извините, если я что-то не так сделал!» Я посмотрел на него, улыбнулся в ответ, передав примерно следующее: «Да ладно, черт с тобой! Можешь свои ноги хоть на голову закинуть, мне все равно». Мне кажется, он верно понял сообщение и полез копаться в своих бумажках, зачем-то вытащив еще из кармана сиденья напротив пакет для рвоты. Мне никогда не приходилось видеть, чтобы их использовали, но раз они там были, то, наверное, не просто так. И кто-то, в конце концов, ими пользовался.

Самолет был новым, и в нем все еще стоял запах свежей пластмассы. Это меня отчасти успокоило – новые самолеты должны быть надежнее, подумал тогда я. Потом поймал себя на мысли, что боюсь я вовсе не самолета, а того, что другие увидят мой страх, мои коллеги. Но их рядом не было, и страх сразу же ушел. На других мне было плевать. Особенно на японца. Он казался мне каким-то уж слишком тщедушным.

– Привет, как жизнь? – зачем-то спросил я его, понимая, что он не ответит. На это японец улыбнулся и ничего не сказал. Так я и думал.

Мы взлетели и быстро набрали высоту. Японец взял подушку, облокотился на стекло и положил свои ноги на сиденье между нами. Через несколько минут он заснул. Пакетик для рвоты все еще был в его правой руке непонятно зачем. Через проход от меня сидел взрослый мужчина, лет пятидесяти, довольно крупного телосложения. Он почему-то сразу стал ассоциироваться у меня с моряком. Его серый вязаный свитер и седые виски создавали образ брутального человека. В кармане кресла перед ним лежала бутылка коньяка. Видимо, он планировал выпить в полете. Может быть, тоже боялся чего-то своего, а может, просто хотел расслабиться. Сбоку от меня сидела девушка, довольно некрасивая, но чувствительная – от каждой встряски самолета ее дыхание как будто замирало, после чего она пыталась резко продышаться. Рядом с ней сидел парень с несуразной бородой. При этом он был лысым. В целом его образ не внушал ничего, кроме отвращения. Он искал способы заговорить с чувствительной девушкой, всячески ухаживал за ней, но в конечном счете не был ею оценен по достоинству. Понял это и прекратил свои попытки. Через час нас накормили, и весь самолет стал потихоньку засыпать. Я тоже задремал.

Проснулся я оттого, что услышал всхлипывания японца – самолет довольно сильно трясло. Японец, видимо, сильно боялся. Сбоку от меня раздавались голоса:

– Вы не бойтесь, самолет – это самое надежное средство передвижения. Даже надежнее поезда, – говорил бородач своей спутнице, осторожно беря ее за руку.

– Мне всегда так страшно на них летать, я с детства боюсь, – отодвигалась от него девушка.

– Но я же тут рядом с вами, вы, главное, не бойтесь, доверьтесь мне.

– Ну, я даже не знаю. Ой… – Тут самолет подбросило. – Мамочки, как же страшно!

– Вот бл***, – вдруг вырвалось у моряка, – что за х*** происходит. Трясет так, что мама не горюй. – И он открыл свою бутылку коньяка.