— Я слышал обрывки вашего разговора, — сказал премьер. — Кто это был?
— Парень из «Абендпост». Специалист по влезанию в игольное ушко без мыла. К счастью, некоторых из них я уже знаю.
— Он только делает своё дело.
— Я тоже, — коротко ответил Ольсон.
— Извини, я не собирался тебя критиковать. Пиджак не снимешь?
Ольсон усмехнулся, вспомнив намек Йохансона на ночь с Сундлином. А если тот был прав? Однако пиджак он снял и, как обычно, почувствовал себя чрезвычайно глупо, потому что теперь оружие торчало на виду. Сундлин пригляделся к пистолету, но удержался от комментариев и хлебнул виски.
— Тебе что-нибудь известно о такого рода политических похищениях? Щадят ли похитители свои жертвы?
Ольсон почувствовал беспокойство в голосе премьера.
— В их собственных интересах, чтобы похищенный остался в живых. Иначе пропадет предмет переговоров.
— Чарлзу Линдбергу это не помогло.
— Нет, но там было похищение не политическое. Речь шла о деньгах.
Сундлин не ответил, но выпил все до дна и налил снова. На этот раз намного больше.
«Он явно дошел до предела выносливости и близок к тому, чтобы сломаться», — подумал Ольсон.
— Может, поискать снотворное? — осторожно спросил он, опасаясь, что Сундлин обидится, но нет, он даже растрогался.
— Спасибо за заботу, но как-нибудь обойдусь. Вот только все время заставляю себя не думать о Кристине, а это нелегко. У меня никого больше нет.
Ольсон заметил слезы в глазах премьера и смутился. Он встал, взял с подноса бутылку пива…
Датское…
Весь вечер и всю ночь звонили телефоны у пятерых сотрудников полиции, сидевших на раздельных аппаратах, чтобы принимать сообщения от населения, когда-то названного Великим Детективом.
— Я видел автомобиль, проезжавший по мосту, — сообщал чиновник их Хэссельби.
— Когда это было?
— В четыре утра.
— Успели заметить номер?
— Нет, но это было «вольво».
— И почему вы его заподозрили?
— Я отчетливо видел что-то на заднем сиденье.
Какая-то дама из Хагсэтра задыхаясь сообщила, что ее сосед так странно последние дни себя ведет и все что-то пилит и приколачивает…
— Но что тут общего…
— Как вы не понимаете? Строит звуконепроницаемую комнату, чтобы держать там эту бедную малышку.
Хозяйка пансиона в Ваастаден поделилась подозрениями в отношении одного из своих жильцов.
— А что он натворил?
— Он анархист.
— Ну, это не преступление.
— Да, но он себя так странно ведет…
— Как?
— Все время только смотрит на меня, и все.
Полицейский вынужден был записать фамилию и адрес странного жильца.
И так час за часом. В четверг в два тридцать была записана информация номер 344. Звучала она так:
— Алло, это полиция?
— Да, моя фамилия Свенсон.
— А я Густав Энберг. У меня магазин игрушек на Тулегатан.
— И что вы хотите сообщить?
— Пару дней назад одна женщина купила у меня три маски.
— Очень интересно, — иронически протянул полицейский.
— Мне это показалось странным. Зачем взрослой женщине три маски: Утенка Дональда, Пса Плуто и Поросенка?
— Действительно, это повод для размышлений. А вам не пришло в голову, что она может устраивать маскарад?
— Конечно, может. Но мне это показалось очень странным.
— Понимаю, — протянул полицейский, ничего не понимая. — Запишем. Вы ее знаете?
— Нет, но на вид ей лет двадцать пять. Довольно элегантная.
Если бы владелец магазина игрушек говорил всю правду, если бы сказал, что знает девушку очень хорошо, поскольку часто навещает ее частный бордельчик, возможно, полицейский бы и заинтересовался. Но поскольку Энберг был женат — жена наслаждалась отпуском на Скэрэрден, он не хотел афишировать такие контакты. Он счел, что совесть у него чиста, но все же продолжал гадать, зачем Инге Мари понадобились маски.
Настало утро, прошли сутки с момента исчезновения Кристины Сундлин и Анни Богрен, а полиция все еще не нащупала ниточку.
Большинство соседей Сундлина — все люди обеспеченные — были в отпусках. Некий соломенный вдовец в полночь слышал рев автомобиля. Одна женщина слышала то же самое около пяти утра.
Полиция допросила парня, который на каникулах разносил на этой улице газеты. Нет, ничего необычного он не видел и не слышал.
— А машины поблизости?
— Нет, во всяком случае такой, на которую обратил бы внимание.
— А в доме Сундлина ничего не заметил?
— Нет, меня такие вещи не интересуют. Я даже не знал, что там живет премьер.
И так со всеми. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Никто из полицейских не придал значения словам какого-то помешанного продавца игрушек о женщине, купившей маски.
Все ждали, что похитители вновь дадут о себе знать.
ЛАНГХОЛЬМЕН
Енс Форс все еще не имел понятия, что есть шансы скоро выйти на свободу. Как и предыдущей ночью, сон к нему не шел. Сидел с ним тот же дежурный санитар.
Форс расчесывал рыжую бороду. Он стал немного похож на Яна III, во всяком случае у него были такие же голубые глаза и рассеянный взгляд, как у погруженного в религиозные проблемы представителя династии Ваза.
В ту ночь Свен Йохансон не читал. Он задумался о том, что ждет неразговорчивого человека в камере. Куда его вышлют? В Албанию? Или в Северную Корею?