Скандинавский детектив. Сборник

— Итак, еще в школьные годы он порвал со своим отцом, всеми уважаемым переплетчиком из Гётеборга, но большим самодуром. Герман полностью отказался от родительской помощи. После занятий в школе он выполнял всякую случайную работу, и таким образом ему удавалось кое-как сводить концы с концами. Но когда его отец умер, оказалось, что он был совершенный банкрот. Герман уже в то время стал убежденным приверженцем марксистской идеологии, и можно было предполагать, что он откажется от уплаты долгов, оставив буржуев с носом. Но Герман заявил, что ни он, ни его отец не взяли бы ни гроша у проклятых капиталистов и им будет выплачена вся сумма долга.

Харалд рассмеялся.

— Он говорит, что выплатил все до последнего эре, — продолжал я. — И я верю ему. Очевидно, ему приходилось вести довольно спартанскую жизнь, и единственное, что он мог себе позволить,— это членский билет клуба «Кларте». Он до сих пор наведывается туда, и его немного побаиваются более респектабельные члены клуба, которые судят о людях по их годовому доходу и в случае необходимости умеют не краснеть.

Харалд по-прежнему вертел в руках щеточку для трубки. Она была похожа на тощего, согбенного годами старца. Ему хотелось, чтобы старец стоял. Но тот не хотел стоять и все время падал, ударяясь головой о стол.

— Этот Герман худой, как палка, и у него голодные глаза, — сказал Харалд. — Такие люди обычно бывают опасны.

— Конечно, Герман для тебя самый идеальный объект для всевозможных подозрений, — сказал я. — А ты пока что ищешь как раз такой объект…

— Пока что у меня нет никаких оснований сомневаться в том, что Лундберг умер естественной смертью, — ответил Харалд. — Сколько раз мне нужно повторять это! Но поскольку ты уже начал просвещать меня на этот счет, расскажи мне немного о Петерсене и доценте Бергрене.

— Пожалуйста, если тебя это интересует.

Я взял со стола пачку сигарет и вытряхнул из нее еще одного «Джона Сильвера».

— Я мало знаю Петерсена, — начал я. — Он приехал сюда из Лунда, чтобы на время заменить профессора Бринкмана. Все мы были так поглощены своими конкурсными работами, что никто не хотел брать на себя такую обузу. А Манфред, заместитель Бринкмана, сам был в это время болен. Ты знаешь — сердце…

— А почему Бринкман совсем забросил кафедру? Меня удивляет, что он даже не участвовал в работе ученого совета, который должен найти ему преемника.

— Осенью Бринкману удалили камни из желчного пузыря. Вероятно, на своем веку он съел слишком много вкусного. По-моему, Старый обжора уже давным-давно поправился, но он постоянно ноет, что ему все еще нездоровится. На самом же деле ему просто неохота возиться ни с лекциями, ни с нашими конкурсными работами.

— По-твоему, Петерсен энергичнее?

— Во всяком случае энергичнее Бринкмана. Это, в общем, нетрудно. Но Петерсен принимает жизнь такой, как она есть, и не хнычет понапрасну. Полагаю, что он любит преподавательскую работу и не считает ее, как Бринкман, наказанием за грехи. По-моему, Йоста — человек милый и добродушный, и житейские мелочи никогда не выводят его из равновесия. К тому же у него отличная деловая хватка, и, за что бы ни брался, он все делает хорошо.

— Остается Бергрен. Тебя мы уже знаем.

— Бергрен… Право же, не знаю, что можно о нем сказать. Трубка, спорт, только собаки не хватает! У него спортивная машина, по-моему, «порше». Он немного нервный. Иногда мне кажется, что у Эрика нечто вроде мании преследования. И я бы не удивился, если бы так оно и было на самом деле. Его отец — лауреат Нобелевской премии Элиас Бергрен. Перечисление всех его почетных титулов и званий занимает целые полстраницы в академическом каталоге деятелей науки. Очевидно, в семье может возникнуть довольно напряженная ситуация, когда твой отец — всемирно известный врач, а тебе самому делается дурно от одного вида крови. Однажды я встретился с Элиасом на званом обеде. Это настоящий аристократ духа, высокомерный и неприступный. Я никогда не видел их вместе. Подозреваю, что старик Элиас считает сына просто неудачником и, наверное, не раз говорил ему об этом. Мать рано умерла. Эрик, несомненно, человек умный и одаренный, но…

Откуда-то издалека донесся звонок телефона. Почти тотчас на пороге появилась Биргит.

— Тебя к телефону, Харалд. Какой-то доктор Лонгхорн.

Харалд встал, поблагодарил и вышел из комнаты, но через несколько секунд вернулся. Он не сел, а молча подошел к окну и стал смотреть на улицу. Пошел снег. В воздухе кружились мелкие снежинки — предвестники метели.

Потом повернулся и посмотрел на меня.

— Звонил врач, — сказал он. — Нужно ехать в больницу. Если хочешь, поехали вместе. Потом нам все равно понадобится твоя помощь.

— Да, конечно, — пробормотал я. — Когда тебе будет угодно, Харалд.

ТУРИН

Профессор Филипп Бринкман покачал головой.

— Какая жалость! Именно Манфред. Лучше бы уж кто-нибудь другой…

Слова, произнесенные скрипучим голосом, на мгновение повисли в воздухе.