Скандинавский и Славянский циклы. Компиляция. Книги 1-6

Конунг плюхнулся обратно на скамью, а Хакон захлопал глазами. Страх лишил его былой сообразительности. Мне не хотелось притрагиваться к врагу, но я помнил слова отца и знал свою: выгоду. Теперь у меня был хирд и этот хирд требовал многого, в том числе и дружбы с ярлом. Поэтому я подошел к нему, дружески похлопал по плечу и тихо прошептал:

– Отныне ты мой должник. Помни!

Он все понял. Кивнул, засиял улыбкой и сдавил мою ладонь потными пальцами:

– Ты умеешь искать пути…

– Пришлось научиться…

– Похоже, все разрешилось! – забыв о тинге, радостно заявил Синезубый. Самый опасный для него и его приспешника человек не понес сор из избы! Правда, еще предстояло решить его судьбу. Того, кто много знает нужно или купить, или убить, а второе обходится меньшими затратами…

В нерешительности переводя глаза с меня на довольного Хакона, Синезубый встал:

– Я и мои люди убедились в твоей невиновности, Хакон-ярл. Золотой заслужил смерти, но ты осудил его без тинга, поэтому заплатишь мне небольшую виру. А к середине лета я соберу войско со всей страны, и мы пойдем в давно задуманный поход. Но теперь мы не отправимся в дальние земли. Перед нами Норвежская держава, и ты, ярл, по праву должен править ею от моего имени!

С тинга все расходились довольные. Хакона хлопали по плечам и возглашали героем, он в притворном смущении опускал глаза, а я отправился к своей избе. Мне было тошно глядеть на улыбающиеся лица предателей. Но я не успел войти в дом. Хакон перехватил меня на пороге. Как он вырвался от своих обожателей, как нагн меня?!

– Ты поступил мудро, сын Орма, – сказал он. Я не забываю добра.

– Не корми меня сказками! – засмеялся я. Уж ко кому рассказывать о верности, но не ярлу Хакону!

– Ты узнал правду от Тюрка? – спросил он. – Ты дал ему волю?

Если б к уму Хакона добавить верное сердце и черную душу – норвежцу цены бы не было!

– Да, – ответил я. Хакон скривился:

– Пакостный грек! Я щедро платил ему за молчание.

– Должно быть, я оказался щедрее…

И тогда ярл засмеялся. Весело, звонко, как ребенок. Раньше я никогда не слышал его смеха – он заменял мех странными квохчущими звуками, но теперь он смейся от души!

– Ты нравишься мне, сын Волка, – с улыбкой сказал он. – Ты будешь моим другом.

– Не стоит, ярл, – ответил я. – Дружба с тобой так быстро ведет к небесным палатам Одина, что кажется мне слишком короткой дорогой.

Он залился еще пуще. И неожиданно для самого себя я тоже улыбнулся. Мы стояли друг напротив друга и хохотали. Лишь теперь я понял, как мы похожи. Я винил Хакона во лжи, а сам лгал своим людям так долго, что забыл правду; я перешагнул через смерть отца, а Хакон – через лучшего друга. И главное – мы оба уже никому не верили…

Из избы высунулся Трор.

– Какого?.. – начал он и осекся: – Хаки? – А потом перевел глаза на ярла и изумился еще больше: – Хакон?!

– Да, – я легонько подтолкнул норвежца вперед и похлопал Трора по плечу, – чего дивишься? Дорогой гость зашел подбодрить нас перед трудным походом. Отныне он мой брат и друг. Не так ли, ярл? – И покосился на Хакона. Едва сдерживая смех, он откликнулся:

– О-о-о да, брат и друг. До самой смерти…

В поход на Норвегию у конунга данов собралось огромное войско. Корабли усеивали прибрежные воды, словно чайки склоны скал. Здесь был Харальд Гренландец со своими людьми, Скофти, сын Скаги, Драме Хромой и Уве с Альдраном – сыновья знаменитого на все северные страны корабела и кормщика Бьерна. Кормщик был родом из Норвегии, но прошлым летом, когда мы сожгли словенское печище и Орм советовал мне избавиться от девчонки-рабыни, Бьерн поссорился с Серой Шкурой и ушел в Гардарику, которую многие называли русью. Уже год он жил в Новом Городе возле Мойского Озера[57]

и, по слухам, стал искуснее в своем ремесле Синезубый звал его в поход, но кормщик отказался. Явились только его сыновья.

Мы вышли в море, когда стих северный ветер. Первыми двинулись корабли Синезубого, за ними ярла Ха-кона. Рядом с норвежцем держался Скофти, а меж его драккарами и насадами Уве и Альдрана легко мчалась по волнам наша «Акула». Иногда мы вырывались вперед, и тогда я видел нос «Красного Ворона», – передового корабля Хакона.

Трор был недоволен.

– Белоголовый выбрал бы местечко поближе к конунгу данов, – ворчал он. – Он не согласился бы идти в стороне.

– А я согласился, – беззлобно огрызался я. Доказать Черному, что в дружбе с конунгом сторона – самое лучшее место, было невозможно.

На второй день пути нас застиг туман. Ночью он тянулся над самой водой, и по свету факелов мы легко находили соседние корабли, но поутру факелы затушили, и все скрыла густая белая пелена. Кормщики окликали друг друга, кто-то трубил в рог, кто-то стучал по щитам, и я приказал остановиться.

– Мы, как трусы, окажемся позади всех! – досадовал Трор, и на сей раз я не стерпел:

– Хочешь очутиться на дне с пробитым бортом?! Или не понимаешь, что в тумане мы можем наскочить на соседний драккар и тогда уже вовсе не дождемся битвы?! Не скули, как побитый щенок, а умей ждать!