Сказание о Старом Урале

Когда Катерина ушла, Семен послал за Иванком Строевым. Потолковали с ним обо всем за полночь. Утром Нижний чусовской городок узнал, что хозяйской волей стал на воеводское место строгановский корабельный мастер, костромич родом, Иван Федорович Строев.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

На реке Чусовой, версты три выше строгановского Нижнего городка, в душистой сосновой роще стали рядками приземистые избы нового ратного поселка. Вокруг него – частокол с двумя воротами, а над ними – доглядные башенки. Приплывшая с Камы вольница Ермака наполнила избы шумом жизни.

Семен Строганов принял пришельцев радушно. Кормил и поил наславу. Трое суток Ермаковы люди пьяным-пьяно гуляли в Нижнем городке, а опохмеляться отправились в новый поселок. Развеяв хмельной угар, начали привыкать к наемной ратной доле.

Строганов и Ермак ожидали, что царские воеводы пустятся разыскивать вольницу на Каме. Могут по пути наведаться и в чусовские городки! Сотникам было приказано поначалу держать людей за частоколом, а струги, знакомые царским дружинникам, от греха угнать в Верхний городок.

Строганов с оглядкой доверялся пришельцам и перво-наперво завел себе «свой глаз» в новом поселке: назначил Спирю Сорокина приказчиком над харчами для Ермаковой дружины.

Спиря понимал, что глядеть надо в оба, водить дружбу со всеми и доподлинно вызнавать, что держат на уме и на языке Ермаковы люди. Свое тонкое поручение Спиря выполнял спокойно, ибо знал, что на том берегу в вогульском поселении хоронится небольшое войско из вогулов лучников. Хозяин держал этих лучников на тот маловероятный случай, если бы вольнице прискучил мирный быт и она вздумала бы и здесь, в строгановской вотчине, позабавиться прежним ремеслом...

2

Светало. Начиналось погожее июльское утро. Леса еще не стряхнули с себя ночную дрему. На травах серебрились бусинки росы. Река – в сизом тумане, а где прояснело, там расходятся на воде круги: рыба «плавится»!

Спиря Сорокин давно привык у реки встречать солнечный восход игрой на свирели. Нынче он еще затемно спустился крутою тропою к реке, умостился на валуне и заиграл пастушью песенку. На Чусовой люди любили Спирину свирель, хотя и посмеивались, будто высвистывает он не людские напевы, а лешачьи, переняв их от лесной нечистой силы. А на самом деле Спиря играл на свой собственный лад, перенимая мотивы разве что у ветра да у певучей воды.

Наигрывая, Спиря думал о Ермаке: неспроста, знать, бродит атаман ночами, склонив голову, по спящему поселку! Видно, не дают ему покоя думы о новой встрече с Чусовой, где нашел он свои собственные следы на каменистых береговых тропках.

Где-то близко от Спири закрякали утки. Небольшая стайка, кем-то спугнутая рядом, шумно взлетела, перемахнула через реку и пала на воду у другого берега.

В небе набирали силу оранжевые переливы зари. У Спири – уши кошачьи, и собственная игра не мешала старику слушать любой шорох вокруг. Кто-то тихонько ступал по тропе над косогором. Спиря, кося глазом, заметил Ермака, но виду не подал и игры не прервал. Ермак стал рядом.

– Как ноченьку скоротал, дедушка?

Старик отнял свирель от губ, улыбнулся с прищуром.

– Поспал в охотку.

– Здорово, дед-суседко!

– Здорово, Васенька Оленин. Давненько не виделись с тобой!

Ермак обнял Спирю.

– Слава те, господи! Наконец-то признал. Обидно было.

– Да разве можно мне перед своими вид подать, что в родные места попал? Сам пойми!

– Как не понять! Ладный ты стал мужик!

Атаман присел рядом.

– Нешто я мог забыть тебя, дедушка? Еще когда к городку подплывали, так со струга тебя среди всего народа распознал. Ты вот меня Васенькой знал, а я сюда Ермаком вернулся. Гляжу, вовсе по-новому живете?

– По-новому, Васенька. Ране жили, как бог на душу положит, а теперь, как Строганов велит.

– Не тягостно?

– Как для кого. Одним мягко, другим жестко. Хорошо, что хозяин хоть в зубы не тычет. Но волю свою все равно кого хочешь уважать заставит.

– Есть люди, кои меня помнят?

– Маловато таких. Может, кое-кто из стариков да старух еще не забыл.

– Сам Строганов знает, что я беглец с Чусовой?

– Со мной про это речи не было.

– Правду скажи!

– Вон как? Правду тебе? Изволь. Ему про тебя все ведомо. Где был и кем. Но чусовского житья тебе стыдиться нечего. Правильно жил. Кормчим ходил. Долгонько по чужим местам мыкался, а, глянь, опять к родным берегам воротился. Река наша хоша и сердитая, но от себя отпускать не любит.

– Про ватажников моих что скажешь?

– То и скажу: по ложке и каша. Есть мужики – оторви да брось, но и те в ратном деле пригодны. Только узда на них надобна железная.

– Не заскучали бы от мирного житья. От него лень и дурь на иных нападают.

– Задурят – остудишь. Небось не впервой тебе ретивых взнуздывать. А не ты, так и мы сами с усами! Впрочем, долго без дела сидеть хозяин мужикам твоим не даст. Станет вас в темные углы вотчин посылать, там строгановские порядки наводить... Почему это, Васенька, не спалось тебе прошлую ночку? В избе жарко было либо от чего другого?

– Заметил, стало быть, как бродил?

– Не слепой.

– Настенька вспомнилась.

– Старостина дочка?