Сказания о земле Московской

Осталось двое юношей — Дмитрий и его двоюродный брат Владимир, Владимир Андреевич, владевший уделами своего отца, городами Серпуховом и Боровском. Во всех многочисленных походах, войнах и охотах, думах и пирах он был верным соратником, спутником и другом Дмитрия. Дружба между ними, дружба долголетняя и ничем не запятнанная, между старшим и младшим, была непоколебимой, хотя среди бояр Дмитрия и среди бояр Владимира находились подговорщики, стремившиеся ее разорвать. Имена обоих двоюродных братьев в летописях и в других древних письменных источниках часто ставятся рядом…

В то исполненное тревоги время, когда ежечасно можно было ожидать нападения непрошеных врагов на Москву, многочисленные пожары города занимались один за другим. «Вся Москва погоре без остатка», «погоре церкви святые, узорочье и казна», «люди погоре», «церквей погорело 28» — так записывали через каждые пять — семь лет летописцы.

Особенно страшен был пожар 1365 года, когда выгорели целиком все московские посады и деревянные строения в самом Кремле, обгорели дубовые стены кремлевские, воздвигнутые еще при деде Дмитрия — Иване Калите.

Повезли сосновые и еловые бревна со всех сторон. И пошел по всей Москве звонкий перестук топоров. Плотники и все посадские усердно рубили терема, церкви, избы, разные надворные постройки. На подмогу явились крестьяне соседних селений. И встал город краше прежнего.

4

ражеские стрелы угрожали Москве с четырех сторон. Предвидели Дмитрий и бояре, что, может, придется вести борьбу с Золотой Ордой и Рязанью, с Тверью и Литвой. И предстоит Москве выдержать не одну осаду. В конце 1366 года собралась Боярская дума, и порешили строить новый Кремль.

«Князь великый Дмитрей Ивановичь погадав с братом своим князем Володимером Андреевичем и со всеми бояры старейшими, и сдумаша ставити город камен Москву; да еже умыслиша, то и сотвориша. Тое же зимы повезоша камение к городу».

Дмитрию тогда было шестнадцать лет, а его двоюродному брату Владимиру и вовсе тринадцать, а летописец писал о них с таким почитанием, словно были они не подростки, а умудренные жизнью мужи.

Можно попытаться себе представить, как шло строительство первого в Москве белокаменного Кремля.

Трудилось тогда не менее двух тысяч человек. Не по своей воле явились горожане Москвы, посадские других московских городов, жители сел. Каждая волость, каждый город обязаны были направить людей с заступами, с топорами, коней с упряжью, с телегой, либо с санями или с волокушей.

На берегу Москвы-реки, близ впадения в нее реки Пахры, у малого сельца Мячкова, по крутому склону обрыва выступал камень — известняк. Он был столь бел, что на солнце слепил глаза.

Вот как тогда добывали камень: буравили в скале дыры, заливали туда воду, и на морозе лед рвал камни. Отваливались большие глыбы, их кувалдами разбивали на куски, грузили в сани и по льду Москвы-реки отправляли к будущему Кремлю. Случалось, в отдельные дни возило камень до двухсот коней, запряженных в одиночку и парами.

Когда строили, пели. Так уж издревле пошло на Руси — без песен не давалась никакая тяжелая работа. Дружно обхватив многопудовую глыбу со всех сторон, люди ее тащили, поднимали, переворачивали. И пели. Жаль только, не знаем мы той звонкой, развеселой и, верно, удалой песни.

Камни подтаскивали к камнесечцам. Были они искусные мастера, а работа их требовала сноровки и точного глазомера. Они ударяли молотком по долоту и гладко отесывали каждый камень, меркой-линеечкой ровняли.

«Лепши есть камень долотити, нежели зла жена учити» — так писал когда-то насмешливый Даниил Заточник.

Тяжела была работа камнесечцев! Сидели они один подле другого, от ударов их молотков звон разносился по всей Москве. И пели они тоже песни, но совсем другие, тягучие, печальные, про бел-горюч камень, про свою долю горемычную. Работа их была не только тяжела, но и вредна. Подышит с месяц кто из них белой известковой пылью, кровью начинает сплевывать, и вскоре приходит за ним смерть…

Каменщики-строители были, наверно, еще более искусные мастера. Возможно, прибыли они из Новгорода либо из Пскова, где строилось тогда много храмов из камня. Они клали отесанные камни ряд за рядом, по шнуру и по отвесу. Швы между ними проливались известковым раствором. А известь ту загодя в особых ямах выдерживали, кидали в нее сырые куриные яйца, лили молоко; оттого-то и схватывала она камни один с другим крепче крепкого.