Скажи, что любишь

Разумеется, самоубийство — не выход из создавшегося положения. Келси содрогнулась от ужаса, когда представила, как тяжело было бы тете вынести одновременно и похороны, и отчуждение имущества. Они с Джин уже пережили одно выселение. Однако в тот раз им было куда идти. Сейчас… Келси просто не могла этого допустить. Теперь ответственность за сестру несла она. Она отвечала за правильное воспитание Джин и за нормальную крышу над ее головой. А значит…

Келси не могла вспомнить, как зародилась идея выставить ее на аукцион любовниц. Кажется, Элиот первым упомянул о том, что не раз думал, как бы повыгоднее отдать ее замуж, но так долго оттягивал нужный разговор, что время уже ушло. Вопрос требовал серьезного подхода и за три дня не решался.

Возможно, язык дядюшки развязался под действием винных паров; так или иначе Элиот продолжал бубнить и поведал племяннице историю своего друга. Много лет назад с ним приключилось такое же несчастье. Он должен был потерять все, но его дочь спасла семью, продав себя старому распутнику, который выложил за ее девственность хорошие деньги.

Затем, не переводя дыхания, Элиот вспомнил старого приятеля, у которого он пытался выяснить, не заинтересует ли его молодая невеста. Ответ был таков: «С женитьбой ничего не выйдет, а вот от новой любовницы я не откажусь. Приплачу тебе несколько фунтов, если она захочет…"

Таким образом от жен разговор перешел на любовниц и на то, как хорошо готовы платить состоятельные лорды за свеженькую девушку, которой могли бы похвастать перед друзьями.

Дядюшка умело заронил семя, намекнув Келси на возможный выход из положения и не попросив напрямую о жертве. Разговор о любовницах и без того поверг ее в шоковое состояние. Но еще больше девушку тревожило положение в целом, и главное, как это все повлияет на Джин. Келси с отчаянием поняла, что шансы сестры на достойное замужество могут запросто свестись к нулю.

Возможно, ей и удастся найти работу, однако заработная плата вряд ли позволит им вырваться из нищеты, тем более что теперь на Келси ляжет забота о всей семье. Она не могла представить, чтобы тетя Элизабет стала где-нибудь работать, а дядюшка Элиот наглядно продемонстрировал свое ничтожество и доказал, что полагаться на него нельзя.

Именно видение просящей милостыню сестренки и побудило Келси прошептать окаменевшими от ужаса губами:

— Знаете ли вы человека, который согласился бы… хорошо заплатить, если я стану его любовницей?

Элиот встрепенулся. Казалось, с души его свалилось огромное бремя.

— Нет, такого человека я не знаю, но в Лондоне есть дом, который посещают состоятельные господа. Там тебе могут предложить хороший выбор.

Келси застыла, все еще сомневаясь в правильности своего решения. От волнения ее слегка подташнивало, и все же другого выхода, похоже, не существовало. Элиота прошиб пот, прежде чем она согласно кивнула.

Он тут же принялся успокаивать племянницу, как будто что-то еще могло ее успокоить.

— В этом нет ничего плохого, Келси, поверь мне. Женщина может заработать таким образом приличные деньги, а потом, если у нее достанет сообразительности, остановиться… и даже выйти замуж, если ей того захочется.

В его словах не было ни капли правды, и они оба это знали. Подобный поступок напрочь перечеркивал для Келси возможность удачного замужества. Позорное пятно пристанет к ней до конца жизни, навсегда закроет путь в приличное общество. Но в этом случае по крайней мере у сестры может быть достойное будущее.

По-прежнему пребывая в шоковом состоянии, Келси с трудом произнесла:

— Сами расскажете обо всем тете Элизабет.

— Нет! Нет! Она не должна ничего знать. Она никогда этого не допустит. Уверен, ты сумеешь придумать разумную причину своему отсутствию.

Как? Ей придется заботиться и об этом тоже? Когда она с трудом заставляет себя осмыслить весь ужас ее нынешнего положения?.. Келси захотелось самой допить стоящую на столе бутылку виски.

Пришлось придумать следующее. Келси объявила тете Элизабет, что получила письмо от подруги из Кеттеринга: Анна очень серьезно заболела. Доктора не надеются на благоприятный исход. Разумеется, Келси должна ехать ухаживать за подругой. Сопровождать ее вызвался дядюшка Элиот.

Элизабет ничего не заподозрила. Бледность Келси объяснялась тревогой за подругу. И даже Джин, благослови ее Господь, не стала донимать сестру расспросами, поскольку не знала подруги с таким именем. С другой стороны. Джин сильно повзрослела за прошедший год. Семейные трагедии обладают свойством прерывать детство, иногда насовсем. В какой-то момент Келси захотелось, чтобы ее двенадцатилетняя сестренка о чем-нибудь ее спросила. Однако Джин все еще пребывала в трауре.

Но как объяснить, что из Кеттеринга она уже не вернется? Об этом надо будет думать потом. Не известно, доведется ли ей вообще еще раз увидеть сестру и тетю Элизабет. Осмелится ли она на такое, если вскроется правда? Келси знала только одно: с этого момента все для нее пойдет по-другому.

Глава 2

— Идемте, дорогая, пора.