Скажи мне нет

лава 38. Славик

- Ты можешь ехать быстрее?

Я могу хоть ракетой лететь, но во всём этом сюре у меня одного более менее ясная голова!

Алевтина мнёт в руках телефон, неотрывно глядя в окно, и я вижу, как дрожат её руки, поэтому помалкиваю. У неё на лице вчерашний помятый макияж. В комплекте с домашними шмотками это выглядит эпично, как и забранные в лохматый сьехавший пучок спутанные волосы. 

Прибавляю скорости ровно на три километра в час, проскакивая на желтый. Город пустой, просто лысый. Обычная картина в воскресенье утром, но я всё равно не лихачу, проблем сейчас у нас и так хватает.

- Да? - охрипшим и близким к истерике голосом выкрикивает она, поднося к уху телефон. - У “Электроники”. Скажи, что уже подъезжаю! 

Окончание последнего слова слегка коробит меня, потому что, как бы то ни было, в машине нас двое, но с тех пор, как её мать обрушила на нас новость о том, что Тыковку сбила машина, меня вообще будто не существует. Капризы - не моё кредо, тем не менее, я тоже здесь. И я никуда не уйду.

От волнения у самого потеют затылок и ладони. Я в охренительном волнении. Просто, мать его, в охренительном! Мелкую сбила машина, когда каталась на своём розовом велике где-то во дворах недалеко от дома своей бабушки. Насколько я понял, велику хана, а ей самой… блин, кажется с ней всё в поряде, но мудила смылся, даже не озаботившись тем, чтобы вызвать родителей девочки или отвезти её в больницу. Прежде чем смыться, он спросил у шокированной Тыквы, всё ли с ней в порядке?

Всё ли с ней в порядке, блять!

Я не исключаю того, что она могла быть виновата сама. Но ей шесть лет, и её сбила машина. Ясен пень что у малой шок. Сейчас я не хочу Алю дёргать, но нужно вызвать ментов. Если найдут этого дебила, я ему рычаг передач в жопу затолкаю! А если не найдут, я его сам найду. По камерам. На какой-то хрен их ведь развесили по всему городу? Прикидываю, через кого можно это сделать, и на ум приходит только одно имя.

Твою мать. У пронырливого Ромы подвязы по всему городу. Он здесь развернулся, как плесень. В каждой бочке и в каждом проекте. И кольцо на палец Киры он напялил не из глубоких чувств. Кируха - золотая молодёжь города, и я очень надеюсь на то, что ей хватило мозгов не сболтнуть Роме о том, что я имел её везде, где приспичит, на протяжении трёх месяцев, пока мне не надоело.

Скидываю Ване сообщение с просьбой дать координаты Ромы. Я умею вести переговоры даже с такими, как он. Нужно просто напросто дать что-то ему в замен. Думаю, что-нибудь да найдётся, но нужно запастись противогазом, чтобы выдержать всю его вонь.

Алевтина выглядит так, будто у них с Тоней существует синхронизация. Она выглядит так, будто машина сбила не Тоню, а её: бледная, как выстиранная белая простынь, и дрожащая, как в холодильнике.

Сука. Отличное начала дня!

Не помню когда в моей жизни вообще был такой нервяк. В моей башке отчетливо маячит картинка, на которой рыжая мелкая хохотушка с дырявым передним резцом ревет под рентгеновским аппаратом. Кажется, у неё рука сломана, но это ещё не точно.

Одетая в короткие домашние шорты задница Али елозит по сидению, когда въезжаем в ворота городской детской больницы. 

- Останови мне здесь… - дёргает ручку, собираясь выскочить на ходу.

Резко принимаю в сторону обочины и только после этого снимаю с дверей блокировку. Не сказав мне ни слова, уносится по дубовой аллее, сверкая сланцами, пятками и лодыжкой, на которой болтается тонкая провокационная цепочка.

- Блять… - бормочу, протирая глаз и ища, где могу запарковать машину.

На это у меня уходит грёбанных тридцать минут, потому что в лабиринтах больничных корпусов не разберётся без психов ни один нормальный человек. Когда, наконец-то, добираюсь до двери с надписью “травмпункт”, стараюсь вести себя спокойно, но Алевтина проигнорировала три моих звонка. 

В приемном покое целая толпища детей разных возрастов. Галдёж стоит такой, будто я попал в осиный улей. По ощущениям, вчерашний галдёж в набитой народом “Кислоте” был на четыре порядка тише, чем тот, который стоит в помещении, где собралась одновременно пара десятков детей.  

Среди всей этой вакханалии я замечаю рыжую макушку Тони, которую обнимают тонкие руки Алевтины.  

Рванув к ним, вижу, как мелкая прижимает распухшую, похожую на баклажан руку к груди и тихо плачет.  На ней перепачканный летний сарафан и ссадины на коленях.  

От притока крови к башке мутнеет в глазах.

Убью урода!

Рядом с ними плачет женщина в красном просторном мешковатом платье и с темно-русой растрёпанной волнистой стрижкой. Делаю вывод - это и есть “бабушка”, хотя на бабушку она не особо тянет. Видимо, рожать детей в семействе Евдокимовых не принято позже девятнадцати, и я уверен, что за такие рассуждения Алевтина вполне могла бы пропесочить мне по щам, если бы прямо сейчас ей вообще было до меня хоть какое-то дело.

- Вас еще не приняли? - спрашиваю, нависнув над ними и осматриваясь. 

Пытаясь сообразить как тут у них всё работает.

- У-у, - мотает головой Аля, баюкая в руках мелкую. - Тут живая очередь…