Скажи мне все

Весь кампус расцвел синими вымпелами и символами Хоторна. Мы все оделись немного наряднее, засунули водочные бутылки в самую глубину шкафов, спрятали кальяны под кроватями, прибрали свои комнаты. О своем жилье мне беспокоиться не пришлось – просто нечего прятать.

Мои родители посетили семинар на факультете биологии; мать знала одного из профессоров и хотела встретиться с ним, потому что они дружили в колледже. Ей пришлось объяснить, почему она отказалась от практики и карьеры вообще. Вероятно, мать солгала, с улыбкой сказав, что хотела сосредоточиться на том, чтобы растить меня, а не пропадать все время на работе. Я гадала, удивило ли кого-нибудь, что ее дочь последовала не по ее стопам, а по стопам своего отца.

Прошло несколько недель с тех пор, как на факультете английского языка распространились слухи о профессоре и девушке Хейла – заразные и разрушительные, словно грипп. Мы с Шеннон практически первыми из студентов узнали об этом, но, благодаря Аманде, к концу дня в курсе были уже все.

Моя встреча с Хейлом была назначена на три часа дня, но я пришла раньше. Всем участникам нашей группы было предписано приходить на встречи с ассистентом по расписанию – так нас продолжали ориентировать в выборе основного направления, и конца-края этому не было видно. Администрация желала убедиться, что мы усвоили обычаи и правила Хоторна, что мы довольны, устроены и никаких проблем не предвидится. Присутствие родителей на таких встречах приветствовалось, но я этого не хотела. Я не была готова к столкновению разных миров. Я предпочитала, чтобы они оставались отдельно – каждая вещь в своей аккуратной коробочке.

Я сидела на скамье перед кабинетом ассистента, глядя на доску объявлений, висящую на противоположной стене коридора. К доске был пришпилен информационный листок о предстоящем футбольном матче с участием Руби; там была даже ее фотография. Руби в некотором смысле стала талисманом женской футбольной команды, ценным приобретением, их новой блестящей игрушкой, знаменующей переход от многолетних поражений к победам. Матч должен был начаться через час с небольшим. Я сказала родителям, что встречусь с ними там, чтобы мы вместе могли посмотреть игру.

Дверь отворилась, и я резко подняла голову.

– Малин, – удивленно произнес Хейл, увидев меня. – Ты рано.

Я встала, расправляя рубашку, выпущенную поверх джинсов. Он не улыбнулся, однако открыл дверь и отошел назад, приглашая меня войти.

Хейл присел за большой круглый стол в центре кабинета. Вид у него был рассеянный. Я услышала, как закрылась за моей спиной дверь, и пожалела, что не ушла.

– Итак, – сказал он, – как дела?

– Отлично. – Я могла бы потратить время на более полезные дела, нежели эта встреча, какой бы ни была ее цель: разговор о моих чувствах или о чем-либо еще.

– Ты высыпаешься? – спросил он.

– Да. – Я спала не так много, примерно четыре часа в сутки, но мне этого хватало. Все остальное время, пока кампус окутывала тишина, я училась и делала письменные работы. Мне нужно было стать одной из лучших студенток курса, некогда было спать долго.

– Хорошо, хорошо, – рассеянно промолвил Хейл. Он порылся в каких-то бумагах на своем столе и положил поверх стопки мою работу.

– Может быть, мне прийти в другой раз? – спросила я.

– Нет. – Он откашлялся. – Твои работы выполнены отлично.

Пролистал мои эссе. На каждом стояла отметка «А»[8] – наивысшая.

– Давай поговорим о твоих целях, – предложил Хейл. – Ты все еще хочешь стать юристом?

Я понимала, к чему он клонит, и не хотела слушать это. Это было напрасной тратой времени.

Он продолжил:

– Я точно не смогу убедить тебя сосредоточиться только на английском языке вместо юридической подготовки?

– Я хочу быть юристом, – повторила я.

Хейл склонил голову чуть набок и подпер ее кулаком.

– Почему?

– Я упорно работаю и могу справиться с интенсивной учебой. Я люблю преодолевать трудности.

– Я аргументировал так же, – заметил он.

– И я хочу хорошо зарабатывать, – добавила я.

– А-а, – протянул Хейл невозмутимым тоном. Уголок его рта дернулся – это была почти улыбка. – Я говорю это только потому, что ты очень талантлива. Вероятно, тебе удалось бы попасть в программу магистратуры здесь, в Хоторне.

– Мой отец – юрист, – сказала я. – Мне знакома эта профессия. Я смогу отлично освоить ее.

– Это весьма… благоразумно. Благоразумное решение. Занимайся тем, что тебе знакомо. Теперь я понимаю твои доводы.

Хейл начал меня раздражать. Он совсем не знал меня.

– Я лишь предлагаю тебе не отбрасывать другие варианты, – продолжил он. – Тебе не обязательно применять в деле мои советы. Я лишь поощряю тебя рассмотреть все возможные варианты. Такова суть гуманитарного образования, я просто следую ее духу.

Мне было противно, что он думает, будто вправе пытаться переубедить меня, направить на другой путь. Ободряющее выражение на его лице раздражало. Я не просила его советов и не нуждалась в них. Я хотела сменить тему разговора.

– Мне жаль, что так вышло с вашей девушкой, – сказала я.

Хейл посмотрел мне в глаза. Я почти сожалела, что приходится использовать его личную жизнь в собственных интересах.