Скажи пчелам, что меня больше нет

А что будет в случае успеха, сейчас не имело значения. Ничего другого все равно не оставалось. Уильям не горел желанием попасть в ловушку между двумя группами враждебно настроенных всадников.

И тут Барт споткнулся, поскользнулся в грязи и упал. Перелетев через голову коня, Уильям плашмя приземлился на спину; от удара у него перехватило дух, мушкет выбило из руки.

Его настигли прежде, чем он смог набрать воздуха в грудь. Голова шла кругом, мелькавшие вокруг фигуры расплывались перед глазами. Беглеца подняли двое, и он повис между ними, открывая и закрывая рот, как золотая рыбка; кровь гудела в ушах, его трясло от бессильной ярости и страха.

Они не тратили время на угрозы. Бывший владелец Барта ударил Уильяма кулаком в лицо, двое других бросили его обратно в грязь. Чьи-то руки обшарили карманы, выхватили из-за пояса нож. Он услышал, как поблизости, слегка переступая ногами, фыркнул Барт, когда один из мужчин потянул за седло.

– Эй, руки прочь! – крикнул хозяин Барта. – Это моя лошадь и мое седло, чтоб тебя!

– Нет, – возразил решительный голос. – Без нас ты бы не поймал гада! Седло мое.

– Брось, Лоуэлл! Пускай забирает свою лошадь, а деньги поделим.

Судя по звуку, третий человек стегнул Лоуэлла ремнем для пущей убедительности: раздался мясистый шлепок и возмущенный визг. Уильям наконец обрел способность дышать, и темный туман перед глазами рассеялся. С трудом втягивая воздух, он перевернулся и предпринял попытку встать на ноги.

Один из мужчин бросил на него взгляд, но, похоже, не увидел в нем угрозы. Пожалуй, он прав, – смутно подумал Уильям. Однако он не привык проигрывать в драке и даже мысли не допускал просто улизнуть, как побитая собака.

Мушкет валялся в густой цветущей траве на обочине дороги. Уильям вытер кровь с одного глаза, встал, поднял ружье и ударил бывшего владельца Барта по затылку. Мужчина как раз садился на лошадь, и при падении его ступня застряла в стремени. Конь шарахнулся и пронзительно, негодующе заржал. Парочка, делившая имущество Уильяма, испуганно обернулась.

Один отпрыгнул назад, другой бросился вперед и ухватил мушкет за ствол. Последовала короткая возня, сопровождаемая тяжелым сопением и неожиданно прерванная криками и топотом лошадей.

Уильям оглянулся: к ним во весь опор летела большая группа вчерашних игроков. Он выпустил мушкет и нырнул в траву на обочине.

Ему почти удалось, но Барт, встревоженный нападением и тяжестью бессознательного тела, повисшего на стремени, выбрал тот же момент и ту же цель. Девятьсот фунтов испуганной лошадиной плоти отбросили Уильяма на дорогу, где он упал лицом вниз. Земля вокруг дрожала, и ему оставалось только прикрыть голову и молиться.

Отовсюду неслось чавканье грязи, крики и звуки борьбы. В разгар побоища Уильяма мимоходом пнули по ребрам и резко ударили в левую ягодицу. Почему они схватились? – подумал он не вполне отчетливо.

Потом началась пальба.

Это отнюдь не сыграло Уильяму на руку. Он по-прежнему лежал на дороге, прикрывая голову. Дерущиеся выкрикивали угрозы и предостережения, к нему галопом скакали новые лошади, а сверху бушевал шквальный мушкетный огонь.

Шквальный огонь? – усомнился молодой человек. Проклятье, так и есть. Уильям перевернулся, сел и с удивлением увидел роту британских пехотинцев. Одни успешно окружали беглецов, норовящих скрыться с места, другие ловко перезаряжали мушкеты; двое офицеров верхом на лошадях с неподдельным интересом следили за происходящим.

Уильям прочистил глаза от грязи и пригляделся к офицерам. Убедившись, что не знает ни одного из них, он немного расслабился. Его не ранило, однако удар Барта выбил из него дух и добавил синяков. Уилли сидел посреди дороги, пытаясь отдышаться и вновь обрести контроль над телом.

Потасовка, если можно ее так назвать, утихла. Солдаты схватили большинство из тех, с кем он играл накануне, и согнали штыками в небольшую группу, где молодой корнет умело связывал им руки за спиной.

– Ты, – раздался позади голос, и сапог грубо толкнул Уильяма в ребра. – Вставай.

Он обернулся и увидел рядового в летах, напустившего на себя самоуверенный вид. Неожиданно ему пришло в голову, что пехотинцы могут счесть его не пострадавшим, а участником недавней потасовки. Уильям вскочил на ноги и с высоты своего роста взглянул на рядового; тот, покраснев, отступил на шаг.

– Руки за спину!

– Нет, – отрезал Уильям, отвернулся и шагнул к конным офицерам. Оскорбленный рядовой бросился к нему и схватил за локоть.

– Убери руки, – сказал Уильям и, когда рядовой пропустил вежливую просьбу мимо ушей, оттолкнул наглеца. Тот пошатнулся.

– Стой, черт возьми! Стой, или буду стрелять!

Уильям снова повернулся и увидел, как другой солдат с красным потным лицом наставил на него мушкет – заряженный и в любой момент готовый выстрелить. Его собственный. У него пересохло во рту.

– Не… не стреляй, – выдавил он. – Это ружье… оно не…