Сказка

Вместо этого я свернул влево, открыв ему прямой путь к копьям. Я едва взглянул на перчатки с шипами; они могли быть смертоносными, но, чтобы использовать их, мне пришлось бы попасть в зону удара Кла, а я видел, насколько он быстр, когда противник находится рядом. Остались боевые посохи, к которым я и устремился. За несколько тренировок я довольно хорошо освоился с ними.

Я выхватил один из них из корзины, повернулся и увидел, что Кла уже атакует, низко держа копье у правого бедра. Он поднял его, надеясь распороть меня от паха до живота и тем закончить бой. Быстро отступив назад, я опустил посох на его руки, надеясь выбить копье. Он вскрикнул от боли и гнева, но копье удержал. Аудитория разразилась аплодисментами, и я услышал, как женщина, почти наверняка Петра, закричала: «Отрежь его писюн и принеси мне!»

Кла снова атаковал, на этот раз высоко занеся копье над плечом. В нем в помине не было утонченности Майка Тайсона в старых боксерских поединках, которые я смотрел с Энди Ченом и моим отцом; он был обычным драчуном, привыкшим побеждать противников жесткой лобовой атакой. Раньше это всегда работало и должно было сработать теперь против гораздо более молодого соперника. У Кла было преимущество как в весе, так и в длине рук.

Согласно Лии из сна, я был быстрее, чем думал — и определенно быстрее, чем думал Кла. Отскочив в сторону, как тореадор, уклоняющийся от атаки быка, я со свистом опустил посох ему на руку, чуть выше локтя. Копье вылетело у него из рук и упало на траву. Аудитория издала протяжное «а-а-ах». Петра недовольно вскрикнула.

Кла наклонился, чтобы поднять оружие, и тут я двумя руками изо всех сил обрушил посох ему на голову. Посох переломился пополам. Кровь с силой хлынула из головы Кла и струйками потекла по его щекам и шее. Этот удар уложил бы любого другого — включая Глаза и Аммита, — но Кла только потряс головой, поднял свое копье и повернулся ко мне лицом. Теперь улыбки на его лице не было; с налитыми кровью глазами он прорычал:

— Иди сюда, сукин сын!

— Брось это. Покажи, что ты еще можешь. Ты так же глуп, как и уродлив.

Я наставил на него то, что осталось от моего посоха. Обращенный к Кла обломанный конец представлял собой букет из острых щепок. Дерево было твердым, и если бы он напоролся на эти щепки, они бы не согнулись. Они проткнули бы ему живот, и он это знал. Я сделал ложный выпад, и когда он отступил, обошел его справа. Ему пришлось повернуть голову, чтобы я не оказался в его слепой зоне. Он сделал выпад, и я ткнул его посохом в мякоть предплечья, оторвав лоскут кожи и пустив струю крови на зеленую траву.

— Прикончи его! — закричала Петра. Теперь я хорошо знал ее голос и ненавидел его. Ненавидел ее, ненавидел их всех. — Прикончи его, ты, чертов урод!

Кла бросился в атаку. На этот раз я отскочил влево, отступив к столу, на котором лежали боевые перчатки. Кла не стал замедляться, дыша на бегу быстрыми хриплыми вздохами. Я снова отпрыгнул, острие его копья едва не задело мою шею. Кла ударился о стол, перевернул его и приземлился сверху, отломив одну из ножек. Копье он не выпустил, но меня это не беспокило. Я приблизился к нему в слепой зоне, запрыгнул на спину и сжал его бока бедрами, когда он встал на дыбы. Пока он пытался сбросить меня, колотя по плечам своими большими руками, я вдавил оставшуюся часть посоха в его горло,

За этим последовала безумная гонка на его спине. Мои ноги сомкнулись вокруг его толстой талии, а мой расщепленный трехфутовый посох все глубже входил ему в горло. Я чувствовал каждую его попытку сглотнуть. Он начал издавать булькающие звуки. Наконец, в преддверии потери сознания, за которой последовала бы неминуемая смерть, он упал на спину, а я оказался под ним.

Я ожидал этого — какой еще выход у него оставался? — но его триста фунтов все равно чуть не вышибли из меня дух. Он катался из стороны в сторону, пытаясь вырваться из моей хватки. Я держался из последних сил, даже когда черные точки начали плясать перед моими глазами, а аплодисменты зрителей стали звучать гулко и далеко. Единственным, что отчетливо доносилось до меня, был голос подруги Губителя Летучих, вонзавшийся в мою голову, словно острое шило: «Вставай! Сбрось его, скотина! ВСТАВАЙ ЖЕ!»